Сборник Моисеевских чтений 21-23 июня 2021 г.

Российская академия наук

Комиссия РАН по изучению научного наследия выдающихся ученых

(Н.Н. Моисеев)

 

Международный независимый эколого-политологический университет

Научная школа «Никита Моисеев и современный мир»

Научная академическая школа будущих ученых

российской академической науки

ХХIX Моисеевские чтения –

международная научно-практическая конференция 

 

 

Россия в ХХI веке:

Великая Отечественная война и 

историческая память

Сборник материалов

Москва

2021

=================

УДК 001.18(063)

ББК 63.3(0) + 72

Россия в ХХI веке: Великая Отечественная война и историческая память. Сборник материалов для участников ХХIX Моисеевских чтений – международной научно-практической конференции «Россия в ХХI веке: Великая Отечественная война и историческая память» 21-23 июня 2021г. /под общ. ред. ак. Залиханова М. Ч., проф. МНЭПУ Степанова С. А.; ред. и сост. Исакова Г. Р. – М.: Изд-во МНЭПУ, 2021. – 110 с.

 

Представлены статья Путина В.В., а также некоторые работы Моисеева Н. Н., Степанова С. А., Черняховского С. Ф., намечающие методологические подходы в рассмотрении важных событий Второй мировой войны и Великой Отечественной войны, наиболее подверженных критике и фальсификации западными научными школами и политиками, а также в формулировании научно обоснованных аргументов-ответов, для воспитания у молодежи исторической памяти, противодействия попыткам переписать историю и итоги этих войн.

Завершает сборник проект научно-практических рекомендаций чтений-конференции.

Предназначается для участников чтений/конференции, а также молодых ученых и специалистов, исследующих глобальные процессы в мире, новейшую историю. Материалы сборника могут быть полезны аспирантам, студентам, а также учителям и учащимся учреждений среднего специального, профессионального и общего образования.

Издание осуществлено при поддержке Российского фонда мира.

 

ISBN 978-5-7383-0423-1

УДК 001.18(063)
ББК 63.3(0) + 72

 

© Российская академия наук
© Российский фонд мира
© МНЭПУ
© Залиханов М.Ч., Степанов С.А., Черняховский С.Ф.

 

==================

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ. 4

Путин В.В.

75 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ: ОБЩАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД  ИСТОРИЕЙ И БУДУЩИМ..   5

Моисеев Н.Н.

СОВРЕМЕННЫЙ АНТРОПОГЕНЕЗ И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ РАЗЛОМЫ..   25

Степанов С.А.

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ НАЦИОНАЛИЗМА В ЕВРОПЕ И КАК К НЕЙ ОТНОСИТЬСЯ В РОССИИ.. 64

Черняховский С.Ф.

ДЕНЬ ПОДВИГА. БИТВА ЗА БУДУЩЕЕ…… 76

ПРОЕКТ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКИХ РЕКОМЕНДАЦИЙ.. 105

 

=================

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сборник начинается статьей В.В. Путина, в которой представлена официальная точка зрения на предысторию, фактическую историю и глобальные последствия Второй мировой войны. Это дает возможность читателям сравнить и сформировать свое отношение к предпринимаемым на Западе попыткам исказить объективные события минувшей войны и пересмотреть ее итоги, закрепленные в современном мироустройстве.

Включенные в настоящий сборник некоторые, ранее опубликованные работы Моисеева Н.Н., Степанова С.А., Черняховского С.Ф., а также проект научно-практических рекомендаций ХХIX Моисеевских чтений – международной научно-практической конференции «Россия в ХХI веке: Великая Отечественная война и историческая память» могут помочь наметить методологические подходы в рассмотрении важных событий Второй мировой войны и Великой Отечественной войны, наиболее подверженных критике и фальсификации западными научными школами и политиками, а также в формулировании научно обоснованных аргументов-ответов, для воспитания у молодежи исторической памяти, противодействия попыткам переписать историю и итоги этих войн.

Отличие методологических подходов Н. Моисеева от принятых в западной науке трактовок цивилизаций С. Хантингтона и А. Тойнби дает больше оснований для объективных цивилизационных оценок истории и итогов Второй мировой войны и Великой Отечественной войны, особенно в части критики несостоятельности западных научных школ и ряда политических деятелей исказить объективную историю и переписать итоги этих войн.

В связи с этим актуально утверждение С. Черняховского о том, что разные интерпретации причин Второй мировой и, особенно, Великой Отечественной войны, попытки переписать их итоги в угоду интересам западной коалиции – это проявление столкновения цивилизационных проектов, кризиса современного западного варианта модерна, в своей деградирующей фазе приобретшего вид лишенного ценностей постмодерна, запустившего в мире механизмы исторического и социального регресса.

Сборник завершается проектом научно-практических рекомендаций конференции, адресованных как Российской академии наук, так и исследователям, молодым ученым, преподавателям высших учебных заведений и педагогическим работникам средней профессиональной и общеобразовательной школы.

 

 

Путин Владимир Владимирович

 

75 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ: ОБЩАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД ИСТОРИЕЙ И БУДУЩИМ[1]

 

75 лет прошло, как закончилась Великая Отечественная война. За эти годы выросло несколько поколений. Изменилась политическая карта планеты. Нет Советского Союза, который одержал грандиозную, сокрушительную победу над нацизмом, спас весь мир. Да и сами события той войны, даже для ее участников, далекое прошлое. Но почему в России 9 Мая отмечается как самый главный праздник? А 22 июня – жизнь словно замирает и комок подкатывает к горлу?

Принято говорить: война оставила глубокий след в истории каждой семьи. За этими словами – судьбы миллионов людей, их страдания и боль потерь. Гордость, правда и память.

Для моих родителей война – это страшные муки блокадного Ленинграда, где умер мой двухлетний брат Витя. Где чудом осталась в живых мама. Отец, имея бронь, ушел добровольцем защищать родной город. Поступил так же, как и миллионы советских граждан. Воевал на плацдарме Невский пятачок, был тяжело ранен. И чем дальше эти годы, тем больше потребность побеседовать с родителями, узнать более подробно о военном периоде их жизни. Но уже невозможно ничего спросить. Поэтому свято храню в сердце разговоры с отцом и мамой на эту тему, их скупые эмоции.

Для меня и моих сверстников важно, чтобы наши дети, внуки, правнуки понимали, через какие испытания и муки прошли их предки. Как, почему смогли выстоять и победить. Откуда взялась их поистине железная сила духа, которая удивляла и восхищала весь мир? Да, они защищали свой дом, детей, близких, семью. Но всех объединяла любовь к Родине, к Отечеству. Это глубинное, личностное чувство во всей своей полноте отражено в самой сути нашего народа и стало одним из определяющих в его героической, жертвенной борьбе против нацистов.

Часто задаются вопросом: «Как нынешнее поколение себя поведет? Как поступит в условиях критической ситуации?» Перед моими глазами – молодые врачи, медсестры, порой вчерашние студенты, которые сегодня идут в «красную зону», чтобы спасать людей. Наши военнослужащие, в ходе борьбы с международным терроризмом на Северном Кавказе, в Сирии, стоявшие насмерть. Совсем юные ребята. Многим бойцам легендарной, бессмертной шестой десантной роты было 19-20 лет. Но все они показали, что достойны подвига воинов нашей Родины, которые защитили ее в Великую Отечественную войну. Поэтому уверен, что в характере у народов России – исполнять свой долг, не жалеть себя, если того требуют обстоятельства. Самоотверженность, патриотизм, любовь к родному дому, к своей семье, к Отечеству – эти ценности и сегодня являются для российского общества фундаментальными, стержневыми. На них, по большому счету, во многом держится суверенитет нашей страны.

Сейчас у нас появились новые традиции, рожденные народом, такие как «Бессмертный полк». Это – марш нашей благодарной памяти, кровной, живой связи между поколениями. Миллионы людей выходят на шествия с фотографиями своих родных, отстоявших Отечество и разгромивших нацизм. Это значит, что их жизнь, испытания и жертвы, Победа, которую они передали нам, никогда не будут забыты.

Есть потребность продолжить анализ причин, которые привели к мировой войне, размышления о ее сложных событиях и уроках

Наша ответственность перед прошлым и будущим – сделать все, чтобы не допустить повторения страшных трагедий. Поэтому посчитал своим долгом выступить со статьей о Второй мировой и Великой Отечественной войнах. Не раз обсуждал эту идею в беседах с мировыми лидерами, встретил их понимание. В конце прошлого года, на саммите руководителей стран СНГ, мы все были едины: важно передать потомкам память о том, что победа над нацизмом была одержана прежде всего советским народом, что в этой героической борьбе – на фронте и в тылу – плечом к плечу стояли представители всех республик Советского Союза. Тогда же говорил с коллегами и о непростом предвоенном периоде.

Этот разговор вызвал большой резонанс в Европе и мире. Значит, обращение к урокам прошлого действительно необходимо и злободневно. Вместе с тем было и много эмоций, плохо скрываемых комплексов, шумных обвинений. Ряд политиков по привычке поспешили заявить о том, что Россия пытается переписать историю. Однако при этом не смогли опровергнуть ни единого факта, ни одного приведенного аргумента. Разумеется, трудно, да и невозможно спорить с подлинными документами, которые, к слову, хранятся не только в российских, но и в зарубежных архивах. Поэтому есть потребность продолжить анализ причин, которые привели к мировой войне, размышления о ее сложных событиях, трагедиях и победах, о ее уроках – для нашей страны и всего мира. И здесь, повторю, принципиально важно опираться только на архивные материалы, свидетельства современников, исключить любые идеологические и политизированные домысливания.

Еще раз напомню очевидную вещь. Глубинные причины Второй мировой войны во многом вытекают из решений, принятых по итогам Первой мировой. Версальский договор стал для Германии символом глубокой несправедливости. Фактически речь шла об ограблении страны, которая обязана была выплатить западным союзникам огромные репарации, истощавшие ее экономику. Главнокомандующий союзными войсками французский маршал Ф. Фош пророчески охарактеризовал Версаль: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет».

Именно национальное унижение сформировало питательную среду для радикальных и реваншистских настроений в Германии. Нацисты умело играли на этих чувствах, строили свою пропаганду, обещая избавить Германию от наследия Версаля, восстановить ее былое могущество, а по сути, толкали немецкий народ к новой войне. Парадоксально, но этому прямо или косвенно способствовали западные государства, прежде всего Великобритания и США. Их финансовые и промышленные круги весьма активно вкладывали капиталы в немецкие фабрики и заводы, выпускавшие продукцию военного назначения. А среди аристократии и политического истеблишмента было немало сторонников радикальных, крайне правых, националистических движений, набиравших силу и в Германии, и в Европе.

Версальское «мироустройство» породило многочисленные скрытые противоречия и явные конфликты. В их основе – произвольно оформленные победителями в Первой мировой войне границы новых европейских государств. Практически сразу после их появления на карте начались территориальные споры и взаимные претензии, которые превратились в «мины замедленного действия».

Одним из важнейших итогов Первой мировой войны стало создание Лиги наций. На эту международную организацию возлагались большие надежды по обеспечению долгосрочного мира, коллективной безопасности. Это была прогрессивная идея, последовательная реализация которой, без преувеличения, могла бы предотвратить повторение ужасов глобальной войны. Однако Лига наций, в которой доминировали державы-победительницы – Великобритания и Франция, продемонстрировала свою неэффективность и просто потонула в пустых разговорах. В Лиге наций, да и вообще на европейском континенте, не были услышаны неоднократные призывы Советского Союза сформировать равноправную систему коллективной безопасности. В частности, заключить Восточноевропейский и Тихоокеанский пакты, которые смогли бы поставить заслон агрессии. Эти предложения были проигнорированы.

Лига наций не смогла предотвратить и конфликты в различных частях мира, такие как нападение Италии на Эфиопию, гражданская война в Испании, агрессия Японии против Китая, аншлюс Австрии. А в случае Мюнхенского сговора, в котором помимо Гитлера и Муссолини участвовали лидеры Великобритании и Франции, с полного одобрения Совета Лиги наций произошло расчленение Чехословакии. Отмечу, в связи с этим, что в отличие от многих тогдашних руководителей Европы Сталин не запятнал себя личной встречей с Гитлером, который слыл тогда в западных кругах вполне респектабельным политиком, был желанным гостем в европейских столицах.

В разделе Чехословакии заодно с Германией действовала и Польша. Они заранее и вместе решали, кому достанутся какие чехословацкие земли. 20 сентября 1938 года посол Польши в Германии Ю.Липский сообщил министру иностранных дел Польши Ю.Беку о следующих заверениях Гитлера: «… в случае, если между Польшей и Чехословакией дело дойдет до конфликта на почве польских интересов в Тешине, Рейх станет на нашу [польскую] сторону». Главарь нацистов даже давал подсказки, советовал, чтобы начало польских действий «последовало… только лишь после занятия немцами Судетских гор».

Почему в России 9 Мая отмечается как самый главный праздник? А 22 июня – жизнь словно замирает. И комок подкатывает к горлу?

В Польше отдавали себе отчет, что без гитлеровской поддержки ее захватнические планы были бы обречены на провал. Здесь процитирую запись беседы германского посла в Варшаве Г-А. Мольтке с Ю. Беком от 1 октября 1938 года о польско-чешских отношениях и позиции СССР в этом вопросе. Вот что там написано: «… г-н Бек… выразил большую благодарность за лояльную трактовку польских интересов на Мюнхенской конференции, а также за искренность отношений во время чешского конфликта. Правительство и общественность [имеется в виду Польши] полностью отдают должное позиции фюрера и рейхсканцлера».

Раздел Чехословакии был жестоким и циничным. Мюнхен обрушил даже те формальные, хрупкие гарантии, которые оставались на континенте. Показал, что взаимные договоренности ничего не стоят. Именно Мюнхенский сговор послужил тем «спусковым крючком», после которого большая война в Европе стала неизбежной.

Сегодня европейские политики, и прежде всего польские руководители, хотели бы «замолчать» Мюнхен. Почему? Не только потому, что их страны тогда предали свои обязательства, поддержали Мюнхенский сговор, а некоторые даже приняли участие в дележе добычи. Но и потому, что как-то неудобно вспоминать, что в те драматичные дни 1938 года только СССР вступился за Чехословакию.

Советский Союз, исходя из своих международных обязательств, в том числе соглашений с Францией и Чехословакией, пытался предотвратить трагедию. Польша же, преследуя свои интересы, всеми силами препятствовала созданию системы коллективной безопасности в Европе. Польский министр иностранных дел Ю. Бек 19 сентября 1938 года прямо писал об этом уже упомянутому послу Ю. Липскому перед его встречей с Гитлером: «… в течение прошлого года польское правительство четыре раза отвергало предложение присоединиться к международному вмешательству в защиту Чехословакии».

Британия, а также Франция, которая была тогда главным союзником чехов и словаков, предпочли отказаться от своих гарантий и бросить на растерзание эту восточноевропейскую страну. Не просто бросить, а направить устремления нацистов на восток, с прицелом на то, чтобы Германия и Советский Союз неизбежно столкнулись бы и обескровили друг друга. Именно в этом заключалась западная политика «умиротворения». И не только по отношению к Третьему рейху, но и к другим участникам так называемого Антикоминтерновского пакта – фашистской Италии и милитаристской Японии. Ее кульминацией на Дальнем Востоке стало англо-японское соглашение лета 1939 года, предоставившее Токио свободу рук в Китае. Ведущие европейские державы не хотели признавать, какая смертельная опасность для всего мира исходит от Германии и ее союзников. Рассчитывали, что война их самих обойдет стороной.

Мюнхенский сговор показал Советскому Союзу, что западные страны будут решать вопросы безопасности без учета его интересов. А при удобном случае могут сформировать антисоветский фронт. Вместе с тем Советский Союз до последней возможности старался использовать любой шанс для создания антигитлеровской коалиции. Повторю: несмотря на двуличную позицию стран Запада. Так, по линии разведслужб советское руководство получало подробную информацию о закулисных англо-германских контактах летом 1939 года. Обращаю внимание: они велись весьма интенсивно, причем практически одновременно с трехсторонними переговорами представителей Франции, Великобритании и СССР, которые западными партнерами, напротив, сознательно затягивались. Приведу, в связи с этим документ из британских архивов. Это инструкция британской военной миссии, которая прибыла в Москву в августе 1939 года. В ней прямо говорится, что делегация должна «вести переговоры очень медленно»; что «правительство Соединенного Королевства не готово брать на себя подробно прописанные обязательства, которые могут ограничить нашу свободу действий при каких-либо обстоятельствах». Отмечу также: в отличие от англичан и французов советскую делегацию возглавили высшие руководители Красной армии, которые имели все необходимые полномочия «подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе».

Свою роль в провале переговоров сыграла Польша, которая не хотела никаких обязательств перед советской стороной. Даже под давлением западных союзников польское руководство отказывалось от совместных действий с Красной армией в противостоянии вермахту. И только когда стало известно о прилете Риббентропа в Москву, Ю. Бек нехотя, не напрямую, а через французских дипломатов уведомил советскую сторону: «… в случае совместных действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР при технических условиях, которые надлежит определить, не исключено». Одновременно своим коллегам он разъяснил: «… я не против этой формулировки только в целях облегчения тактики, и наша же принципиальная точка зрения в отношении СССР является окончательной и остается без изменений».

Сегодня европейские политики, и прежде всего польские руководители, хотели бы «замолчать» Мюнхен. Почему?

В сложившейся ситуации Советский Союз подписал Договор о ненападении с Германией. Фактически сделал это последним из стран Европы, причем на фоне реальной опасности столкнуться с войной на два фронта – с Германией на западе и с Японией на востоке, где уже шли интенсивные бои на реке Халхин-Гол.

Сталин и его окружение заслуживают многих справедливых обвинений. Мы помним и о преступлениях режима против собственного народа, и об ужасах массовых репрессий. Повторю: советских руководителей можно упрекать во многом, но не в отсутствии понимания характера внешних угроз. Они видели, что Советский Союз пытаются оставить один на один с Германией и ее союзниками. И действовали, осознавая эту реальную опасность, чтобы выиграть драгоценное время для укрепления обороны страны.

По поводу заключенного тогда Договора о ненападении сейчас много разговоров и претензий именно в адрес современной России. Да, Россия – правопреемница СССР, и советский период – со всеми его триумфами и трагедиями – неотъемлемая часть нашей тысячелетней истории. Но напомню также, что Советский Союз дал правовую и моральную оценку т.н. пакту Молотова – Риббентропа. В постановлении Верховного Совета от 24 декабря 1989 года официально осуждены секретные протоколы как «акт личной власти», никак не отражавший «волю советского народа, который не несет ответственности за этот сговор».

Вместе с тем другие государства предпочитают не вспоминать о соглашениях, где стоят подписи нацистов и западных политиков. Не говоря уже о юридической или политической оценке такого сотрудничества, в том числе молчаливого соглашательства некоторых европейских деятелей с варварскими планами нацистов, вплоть до их прямого поощрения. Чего стоит циничная фраза посла Польши в Германии Ю. Липского, произнесенная в беседе с Гитлером 20 сентября 1938 года: «… за решение еврейского вопроса мы [поляки] поставим ему… прекрасный памятник в Варшаве».

Мы также не знаем, были ли какие-либо секретные «протоколы» и приложения к соглашениям ряда стран с нацистами. Остается лишь «верить на слово». В частности, до сих пор не рассекречены материалы о тайных англо-германских переговорах. Поэтому призываем все государства активизировать процесс открытия своих архивов, публикацию ранее неизвестных документов предвоенного и военного периодов. Так, как это делает Россия в последние годы. Готовы здесь к широкому сотрудничеству, к совместным исследовательским проектам ученых-историков.

Но вернемся к событиям, непосредственно предшествовавшим Второй мировой войне. Наивно было верить, что, расправившись с Чехословакией, Гитлер не предъявит очередные территориальные претензии. На этот раз к своему недавнему соучастнику в разделе Чехословакии – Польше. Поводом здесь, кстати, также послужило наследие Версаля – судьба так называемого Данцигского коридора. Последовавшая затем трагедия Польши – целиком на совести тогдашнего польского руководства, которое помешало заключению англо-франко-советского военного союза и понадеялось на помощь западных партнеров. Подставило свой народ под каток гитлеровской машины уничтожения.

Немецкое наступление развивалось в полном соответствии с доктриной блицкрига. Несмотря на ожесточенное, героическое сопротивление польской армии, уже через неделю после начала войны, 8 сентября 1939 года, германские войска были на подступах к Варшаве. А военно-политическая верхушка Польши к 17 сентября сбежала на территорию Румынии, предав свой народ, который продолжал вести борьбу с захватчиками.

Западные союзники не оправдали польских надежд. После объявления войны Германии французские войска продвинулись всего на несколько десятков километров вглубь немецкой территории. Выглядело все это лишь как демонстрация активных действий. Более того, англо-французский Верховный военный совет, впервые собравшийся 12 сентября 1939 года во французском Абвиле, принял решение вовсе прекратить наступление ввиду быстрого развития событий в Польше. Началась пресловутая «странная война». Налицо прямое предательство со стороны Франции и Англии своих обязательств перед Польшей.

Позже в ходе Нюрнбергского процесса немецкие генералы так объясняли свой быстрый успех на Востоке. Бывший начальник штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии генерал А. Йодль признал: «… если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоящих во время нашей войны с Польшей на западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными».

Я попросил поднять из архивов весь массив материалов, связанных с контактами СССР и Германии в драматичные дни августа и сентября 1939 года. Как свидетельствуют документы: пункт 2 Секретного протокола к Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года устанавливал, что в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов двух стран должна «приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана». Иными словами, в советскую сферу влияния попадали не только территории, на которых проживало преимущественно украинское и белорусское население, но и исторические польские земли междуречья Буга и Вислы. Об этом факте далеко не все сейчас знают.

Как и о том, что сразу после нападения на Польшу в первые сентябрьские дни 1939 года Берлин настойчиво и неоднократно призывал Москву присоединиться к военным действиям. Однако советское руководство подобные призывы игнорировало. И втягиваться в драматически развивающиеся события не собиралось до последней возможности.

Лишь, когда стало окончательно ясно, что Великобритания и Франция не стремятся помогать своему союзнику, а вермахт способен быстро оккупировать всю Польшу и выйти фактически на подступы к Минску, было принято решение ввести утром 17 сентября войсковые соединения Красной армии в так называемые восточные кресы. Ныне это части территории Белоруссии, Украины и Литвы.

Очевидно, что других вариантов не оставалось. В противном случае риски для СССР возросли бы многократно, поскольку, повторю, старая советско-польская граница проходила всего в нескольких десятках километров от Минска. И неизбежная война с нацистами началась бы для страны с крайне невыгодных стратегических позиций. А миллионы людей разных национальностей, в том числе евреи, жившие под Брестом и Гродно, Перемышлем, Львовом и Вильно, были бы брошены на уничтожение нацистам и их местным приспешникам – антисемитам и радикал-националистам.

Именно тот факт, что Советский Союз до последней возможности стремился избежать участия в разгорающемся конфликте и не хотел играть на стороне Германии, привел к тому, что реальное соприкосновение советских и немецких войск произошло гораздо восточнее оговоренных в секретном протоколе рубежей. Не по Висле, а примерно по так называемой линии Керзона, которая еще в 1919 году была рекомендована Антантой в качестве восточной границы Польши.

Призываем все государства активизировать процесс открытия своих архивов, публикацию ранее неизвестных документов предвоенного и военного периодов. Так, как это делает Россия

Как известно, сослагательное наклонение трудно применимо к уже произошедшим событиям. Скажу лишь, что в сентябре 1939 года советское руководство имело возможность отодвинуть западные рубежи СССР еще дальше на запад, вплоть до Варшавы, но приняло решение не делать этого.

Немцы предложили зафиксировать новый статус-кво. 28 сентября 1939 года в Москве И. Риббентроп и В. Молотов подписали Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, а также секретный протокол об изменении государственной границы, которой признавалась демаркационная линия, где де-факто стояли две армии.

Осенью 1939 года, решая свои военно-стратегические, оборонительные задачи, Советский Союз начал процесс инкорпорации Латвии, Литвы и Эстонии. Их вступление в СССР было реализовано на договорной основе, при согласии избранных властей. Это соответствовало нормам международного и государственного права того времени. Кроме того, Литве в октябре 1939 года были возвращены город Вильно и прилегающая область, ранее входившие в состав Польши. Прибалтийские республики в составе СССР сохранили свои органы власти, язык, имели представительство в советских высших государственных структурах.

Все эти месяцы не прекращалась невидимая постороннему глазу дипломатическая и военно-политическая борьба, работа разведки. В Москве понимали, что перед ней непримиримый и жестокий враг, что скрытая война с нацизмом уже идет. И нет никаких оснований воспринимать официальные заявления, формальные протокольные ноты тех лет как доказательство «дружбы» между СССР и Германией. Активные торговые и технические контакты СССР имел не только с Германией, но и с другими странами. При этом Гитлер раз за разом пытался втянуть СССР в противостояние с Великобританией. Однако советское руководство не поддалось на эти уговоры.

Последнюю попытку склонить Советский Союз к совместным действиям Гитлер предпринял в ходе визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. Но Молотов в точности выполнил указания Сталина, ограничившись общими разговорами об идее немцев по поводу присоединения СССР к пакту трех – союзу Германии, Италии и Японии, подписанному в сентябре 1940 года и направленному против Великобритании и США. Не случайно уже 17 ноября Молотов инструктировал находившегося в Лондоне советского полпреда И. Майского следующим образом: «Для вашей ориентировки… Никакого договора в Берлине не было подписано и не предполагалось этого делать. Дело в Берлине ограничилось… обменом мнениями… Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считаем такие советы со стороны Германии неуместными». А 25 ноября советское руководство и вовсе поставило здесь точку. Официально выдвинуло Берлину неприемлемые для нацистов условия, включая вывод германских войск из Финляндии, договор о взаимопомощи между СССР и Болгарией и ряд других. Тем самым сознательно исключив для себя любые возможности присоединения к пакту. Такая позиция окончательно укрепила фюрера в его намерении развязать войну против СССР. И уже в декабре, отбросив в сторону все предупреждения своих стратегов о катастрофичной опасности войны на два фронта, Гитлер утвердил план «Барбаросса». Сделал это, понимая, что именно Советский Союз – главная сила, которая противостоит ему в Европе. И предстоящая схватка на востоке решит исход мировой войны. А в том, что поход на Москву будет скоротечным и успешным, он был уверен.

Что хотел бы особо отметить: западные страны фактически согласились тогда с советскими действиями, признали стремление Советского Союза обеспечить свою безопасность. Так, еще 1 октября 1939 года бывший на тот момент главой британского Адмиралтейства У. Черчилль в выступлении на радио сказал: «Россия проводит холодную политику собственных интересов… Для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии [имеется в виду новая западная граница]». 4 октября 1939 года в Палате лордов министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс заявил: «… следует напомнить, что действия советского правительства заключались в перенесении границы по существу до той линии, которая была рекомендована во время Версальской конференции лордом Керзоном… Я только привожу исторические факты и полагаю, что они неоспоримы». Известный британский политический и государственный деятель Д. Ллойд-Джордж подчеркивал: «Русские армии заняли территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после Первой мировой войны… Было бы актом преступного безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением немцев».

А в неформальных беседах с советским полпредом И. Майским английские высокопоставленные политики и дипломаты говорили более откровенно. Заместитель министра иностранных дел Великобритании Р. Батлер 17 октября 1939 года поделился тем, что: «… в английских правительственных кругах считают, что не может быть никакого вопроса о возврате Польше Западных Украины и Белоруссии. Если бы удалось создать этнографическую Польшу скромных размеров с гарантией не только СССР и Германии, но также Англии и Франции, то британское правительство считало бы себя вполне удовлетворенным». 27 октября 1939 года главный советник Н. Чемберлена Х. Вильсон сказал: «Польша должна… быть восстановлена как самостоятельное государство на своей этнографической базе, но без Западной Украины и Белоруссии».

Стоит отметить, что в ходе этих бесед зондировалась почва и для улучшения советско-британских отношений. Эти контакты во многом заложили основу будущего союзничества и антигитлеровской коалиции. Среди ответственных дальновидных политиков выделялся У. Черчилль, который, несмотря на известную антипатию к СССР, и ранее выступал за сотрудничество с ним. Еще в мае 1939 года в Палате общин он заявил: «Мы окажемся в смертельной опасности, если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией». А уже после начала боевых действий в Европе – на встрече с И. Майским 6 октября 1939 года – он доверительно сказал, что «… между Великобританией и СССР нет никаких серьезных противоречий, а стало быть, нет оснований для напряженных и неудовлетворительных отношений. Британское правительство… хотело бы развивать… торговые отношения. Оно готово было бы также обсудить всякие другие меры, могущие способствовать улучшению взаимоотношений».

Вторая мировая война не случилась в одночасье, не началась неожиданно, вдруг. И агрессия Германии против Польши не была внезапной. Она – результат многих тенденций и факторов в мировой политике того периода. Все довоенные события выстроились в одну роковую цепь. Но, безусловно, главное, что предопределило величайшую трагедию в истории человечества, – это государственный эгоизм, трусость, потакание набиравшему силу агрессору, неготовность политических элит к поиску компромисса.

Поэтому нечестно утверждать, что двухдневный визит в Москву нацистского министра иностранных дел Риббентропа – главная причина, породившая Вторую мировую войну. Все ведущие страны в той или иной степени несут свою долю вины за ее начало. Каждая совершала непоправимые ошибки, самонадеянно полагая, что можно обхитрить других, обеспечить себе односторонние преимущества или остаться в стороне от надвигающейся мировой беды. И за такую недальновидность, за отказ от создания системы коллективной безопасности платить пришлось миллионами жизней, колоссальными утратами.

Пишу об этом без малейшего намерения взять на себя роль судьи, кого-то обвинить или оправдать, тем более – инициировать новый виток международного информационного противостояния на историческом поле, которое может столкнуть между собой государства и народы. Считаю, что поиском взвешенных оценок прошедших событий должна заниматься академическая наука с широким представительством авторитетных ученых из разных стран. Нам всем нужны правда и объективность. Со своей стороны, всегда призывал и призываю коллег к спокойному, открытому, доверительному диалогу. К самокритичному, непредвзятому взгляду на общее прошлое. Такой подход позволит не повторить совершенных тогда ошибок и обеспечить мирное и благополучное развитие на долгие годы вперед.

Однако многие наши партнеры пока не готовы к совместной работе. Напротив, преследуя свои цели, они наращивают против нашей страны количество и масштаб информационных атак, хотят заставить оправдываться, испытывать чувство вины. Принимают насквозь лицемерные политизированные декларации. Так, например, одобренная 19 сентября 2019 года Европейским парламентом резолюция «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» прямо обвинила СССР – наряду с нацистской Германией – в развязывании Второй мировой войны. Естественно, что каких-либо упоминаний о Мюнхене там не содержится.

Черчилль в послании Сталину 27 сентября 1944 года писал, что «именно русская армия выпустила кишки из германской военной машины…»

Считаю, что подобные «бумаги» – не могу назвать эту резолюцию документом – при всем явном расчете на скандал несут опасные, реальные угрозы. Ведь ее принял весьма уважаемый орган. И что он продемонстрировал? Как это ни печально – осознанную политику по разрушению послевоенного мироустройства, создание которого было делом чести и ответственности стран, ряд представителей которых проголосовали сегодня за эту лживую декларацию. И таким образом, подняли руку на выводы Нюрнбергского трибунала, на усилия мирового сообщества, создававшего после победного 1945 года универсальные международные институты. Напомню, в связи с этим, что сам процесс европейской интеграции, в ходе которой были созданы соответствующие структуры, в том числе и Европейский парламент, стал возможен только благодаря урокам, извлеченным из прошлого, его четким правовым и политическим оценкам. И те, кто сознательно ставит под сомнение этот консенсус, разрушают основы всей послевоенной Европы.

Помимо угрозы для фундаментальных принципов миропорядка есть здесь и моральная, нравственная сторона. Глумление, издевательство над памятью – это подлость. Подлость бывает намеренной, лицемерной, вполне осознанной, когда в заявлениях по поводу 75-летия окончания Второй мировой войны перечисляются все участники антигитлеровской коалиции, кроме СССР. Подлость бывает трусливой, когда сносят памятники, воздвигнутые в честь борцов с нацизмом, оправдывая постыдные действия лживыми лозунгами борьбы с неугодной идеологией и якобы оккупацией. Подлость бывает кровавой, когда тех, кто выступает против неонацистов и наследников бандеровцев, убивают и сжигают. Повторю, подлость проявляет себя по-разному, но от этого она не перестает быть омерзительной.

Забвение уроков истории неизбежно оборачивается тяжелой расплатой. Мы будем твердо защищать правду, основанную на документально подтвержденных исторических фактах. Продолжим честно и непредвзято рассказывать о событиях Второй мировой войны. На это в том числе нацелен масштабный проект по созданию в России крупнейшей коллекции архивных документов, кино- и фотоматериалов по истории Второй мировой войны, предвоенному периоду.

Такая работа уже идет. Многие новые, недавно найденные, рассекреченные материалы использовал и при подготовке этой статьи. И в связи с этим могу ответственно заявить, что не существует архивных документов, которые подтверждали бы версию о намерении СССР начать превентивную войну против Германии. Да, советское военное руководство придерживалось доктрины, что в случае агрессии Красная армия быстро даст отпор врагу, перейдет в наступление и будет вести войну на территории противника. Однако такие стратегические планы вовсе не означали намерения первыми напасть на Германию. Конечно, сегодня в распоряжении историков есть документы военного планирования, директивы советских и немецких штабов. Наконец, мы знаем, как развивались события в реальности. С высоты этого знания многие рассуждают о действиях, ошибках, просчетах военно-политического руководства страны. Скажу, в связи с этим одно: наряду с огромным потоком разного рода дезинформации советские лидеры получали и реальные сведения о готовящейся агрессии нацистов. И в предвоенные месяцы предприняли шаги, направленные на повышение боеготовности страны, включая скрытый призыв части военнообязанных на сборы, передислокацию соединений и резервов из внутренних военных округов к западным границам.

Война не была внезапной, ее ждали, к ней готовились. Но удар нацистов был действительно невиданной в истории разрушительной мощи. 22 июня 1941 года Советский Союз столкнулся с самой сильной, отмобилизованной и обученной армией мира, на которую работал промышленный, экономический, военный потенциал практически всей Европы. В этом смертоносном нашествии принял участие не только вермахт, но и сателлиты Германии, воинские контингенты многих других государств европейского континента.

Тяжелейшие военные поражения 1941 года поставили страну на грань катастрофы. Восстанавливать боеспособность, управляемость пришлось чрезвычайными методами, всеобщей мобилизацией, напряжением всех сил государства и народа. Уже летом 41-го под огнем врага началась эвакуация на восток страны миллионов граждан, сотен заводов и производств. В кратчайшие сроки в тылу был налажен выпуск оружия и боеприпасов, которые стали поступать на фронт в первую же военную зиму, а к 1943 году – превышены показатели военного производства Германии и ее союзников. За полтора года советские люди совершили то, что казалось невозможным. И на фронте, и в тылу. И до сих пор трудно осознать, понять, представить, каких невероятных усилий, мужества, самоотверженности потребовали эти величайшие достижения.

Против мощной, вооруженной до зубов, хладнокровной захватнической машины нацистов поднялась гигантская сила советского общества, объединенного стремлением защитить родную землю. Отомстить врагу, сломавшему, растоптавшему мирную жизнь, ее планы и надежды.

Конечно, в период этой страшной, кровопролитной войны некоторыми людьми овладевали страх, растерянность, отчаяние. Имели место предательство и дезертирство. Давали о себе знать жестокие разломы, порожденные революцией и Гражданской войной, нигилизм, издевательское отношение к национальной истории, традициям, вере, которые пытались насаждать большевики, особенно в первые годы после прихода к власти. Но общий настрой советских граждан и наших соотечественников, оказавшихся за рубежом, был другим – сберечь, спасти Родину. Это был настоящий, неудержимый порыв. Люди искали опору в истинных патриотических ценностях.

Нацистские «стратеги» были убеждены, что огромное многонациональное государство легко можно подмять под себя. Рассчитывали, что внезапная война, ее беспощадность и невыносимые тяготы неминуемо обострят межнациональные отношения. И страну можно будет расчленить на части. Гитлер прямо заявлял: «Наша политика в отношении народов, населяющих широкие просторы России, должна заключаться в том, чтобы поощрять любую форму разногласий и раскола».

Но с первых же дней стало ясно, что этот план нацистов провалился. Брестскую крепость до последней капли крови защищали воины более чем 30 национальностей. На протяжении всей войны – и в крупных решающих битвах, и в защите каждого плацдарма, каждого метра родной земли – мы видим примеры такого единения.

Для миллионов эвакуированных родным домом стали Поволжье и Урал, Сибирь и Дальний Восток, республики Средней Азии и Закавказья. Их жители делились последним, поддерживали всем, чем могли. Дружба народов, их взаимопомощь стали для врага настоящей несокрушимой крепостью.

В разгром нацизма – что бы сейчас ни пытались доказать – основной, решающий вклад внес Советский Союз, Красная армия. Герои, которые до конца сражались в окружении под Белостоком и Могилевом, Уманью и Киевом, Вязьмой и Харьковом. Шли в атаку под Москвой и Сталинградом, Севастополем и Одессой, Курском и Смоленском. Освобождали Варшаву, Белград, Вену и Прагу. Брали штурмом Кенигсберг и Берлин.

Мы отстаиваем подлинную, не приглаженную или отлакированную правду о войне. Эту народную, человеческую правду – суровую, горькую и беспощадную – во многом передали нам писатели и поэты, прошедшие через огонь и ад фронтовых испытаний. Для моего, как и для других поколений – их честные, глубокие повести, романы, пронзительная «лейтенантская проза» и стихи навсегда оставили след в душе. Стали завещанием – чтить ветеранов, сделавших для победы все, что могли. Помнить о тех, кто остался на полях сражений.

И сегодня потрясают простые и великие по своей сути строки стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом…», посвященного участникам кровопролитного, жестокого сражения Великой Отечественной войны на центральном участке советско-германского фронта. Только в ходе боев за город Ржев и Ржевский выступ с октября 1941 года по март 1943 года Красная армия потеряла, включая ранеными и пропавшими без вести, 1 миллион 342 тысячи 888 человек. Называю эти, собранные по архивным источникам страшные, трагические, еще далеко не полные цифры впервые, отдавая дань памяти подвигу известных и безымянных героев, о которых в послевоенные годы в силу разных причин говорили незаслуженно, несправедливо мало или вовсе молчали.

Приведу еще один документ. Это доклад Международной комиссии по репарациям с Германии во главе с И. Майским, подготовленный в феврале 1945 года. В задачи комиссии входило определение формулы, согласно которой побежденная Германия должна была возместить понесенный ущерб державам-победительницам. Комиссия пришла к следующему выводу: «количество затраченных Германией на советском фронте солдато-дней превосходит это же количество на всех других союзных фронтах по крайней мере в 10 раз. Советский фронт оттягивал также четыре пятых германских танков и около двух третей германских самолетов». В целом на долю СССР пришлось около 75 процентов всех военных усилий антигитлеровской коалиции. Красная армия за годы войны «перемолола» 626 дивизий стран «оси», из которых 508 – германские.

28 апреля 1942 года Рузвельт в своем обращении к американской нации заявил: «Русские войска уничтожили и продолжают уничтожать больше живой силы, самолетов, танков и пушек нашего общего неприятеля, чем все остальные Объединенные Нации вместе взятые». Черчилль в послании Сталину 27 сентября 1944 года писал, что «именно русская армия выпустила кишки из германской военной машины…».

Подлость бывает трусливой, когда сносят памятники, воздвигнутые в честь борцов с нацизмом, оправдывая постыдные действия лживыми лозунгами борьбы с неугодной идеологией и якобы оккупацией

Такая оценка нашла отклик во всем мире. Потому что в этих словах – та самая великая правда, которую никто тогда не подвергал сомнению. Почти 27 миллионов советских граждан погибли на фронтах, в немецком плену, умерли от голода и бомбежек, в гетто и печах нацистских лагерей смерти. СССР потерял каждого седьмого из своих граждан, Великобритания – одного из 127, а США – одного из 320 человек. К сожалению, эта цифра тяжелейших, невосполнимых потерь Советского Союза неокончательная. Предстоит продолжить кропотливую работу по восстановлению имен и судеб всех погибших – бойцов Красной армии, партизан, подпольщиков, военнопленных и узников концлагерей, мирных граждан, уничтоженных карателями. Это наш долг. И здесь особая роль принадлежит участникам поискового движения, военно-патриотическим и волонтерским объединениям, таким проектам, как электронная база данных «Память народа», основанная на архивных документах. И, конечно, в решении такой общегуманитарной задачи необходимо тесное международное сотрудничество.

К победе вели усилия всех стран и народов, которые боролись с общим врагом. Британская армия защитила свою родину от вторжения, воевала с нацистами и их сателлитами на Средиземном море, в Северной Африке. Американские и британские войска освобождали Италию, открывали второй фронт. США нанесли мощные, сокрушительные удары агрессору на Тихом океане. Мы помним колоссальные жертвы китайского народа и его огромную роль в разгроме японских милитаристов. Не забудем бойцов «Сражающейся Франции», которые не признали позорную капитуляцию и продолжили борьбу с нацистами.

Мы также будем всегда благодарны за помощь, которую оказывали союзники, обеспечивая Красную армию боеприпасами, сырьем, продовольствием, техникой. И она была существенной – около 7 процентов от общих объемов военного производства Советского Союза.

Ядро антигитлеровской коалиции начало складываться сразу после нападения на Советский Союз, когда США и Великобритания безоговорочно поддержали его в борьбе с гитлеровской Германией. Во время Тегеранской конференции 1943 года Сталин, Рузвельт и Черчилль сформировали альянс великих держав, договорились о выработке коалиционной дипломатии, совместной стратегии в борьбе против общей смертельной угрозы. У лидеров «Большой тройки» было четкое понимание, что объединение промышленных, ресурсных и военных потенциалов СССР, США, Великобритании создаст неоспоримое превосходство над противником.

Советский Союз в полной мере выполнял свои обязательства перед союзниками, всегда протягивал руку помощи. Так, масштабной операцией «Багратион» в Белоруссии Красная армия поддержала высадку англо-американского десанта в Нормандии. В январе 1945 года, прорвавшись к Одеру, наши бойцы поставили крест на последнем мощном наступлении вермахта на Западном фронте в Арденнах. А через три месяца после победы над Германией СССР, в полном соответствии с Ялтинскими договоренностями, объявил войну Японии и нанес поражение миллионной Квантунской армии.

Еще в июле 1941 года советское руководство заявило, что «целью войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация угрозы, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма». К середине 1944 года враг был изгнан практически со всей советской территории. Но его нужно было добить до конца в своем логове. И Красная армия начала освободительную миссию в Европе. Спасла от уничтожения и порабощения, от ужаса Холокоста целые народы. Спасла ценой сотен тысяч жизней советских солдат.

Важно также не забывать о той огромной материальной помощи, которую СССР оказывал освобожденным странам в ликвидации угрозы голода, в восстановлении экономики и инфраструктуры. Делал это в то время, когда на тысячи верст от Бреста до Москвы и Волги тянулись одни пепелища. Так, например, в мае 1945 года правительство Австрии обратилось с просьбой к СССР оказать помощь с продовольствием, так как «не знало, как прокормить свое население в последующие семь недель до нового урожая». Согласие советского руководства направить продукты питания государственный канцлер Временного правительства Австрийской Республики К. Реннер охарактеризовал, как «спасительный акт…», который «австрийцы никогда не забудут».

Союзники совместно создали Международный военный трибунал, призванный покарать нацистских политических и военных преступников. В его решениях дана четкая правовая квалификация таким преступлениям против человечности, как геноцид, этнические и религиозные чистки, антисемитизм и ксенофобия. Прямо и недвусмысленно Нюрнбергский трибунал осудил и пособников нацистов, коллаборационистов различных мастей.

Это позорное явление имело место во всех государствах Европы. Такие «деятели», как Петен, Квислинг, Власов, Бандера, их приспешники и последователи, хоть и рядились в одежды борцов за национальную независимость или свободу от коммунизма, являются предателями и палачами. В бесчеловечности они зачастую превосходили своих хозяев. Стараясь выслужиться, в составе специальных карательных групп охотно выполняли самые людоедские поручения. Дело их кровавых рук – расстрелы Бабьего Яра, Волынская резня, сожженная Хатынь, акции уничтожения евреев в Литве и Латвии.

И сегодня наша позиция остается неизменной – преступным деяниям пособников нацистов не может быть оправдания, им нет срока давности. Поэтому вызывает недоумение, когда в ряде стран те, кто запятнал себя сотрудничеством с нацистами, вдруг приравниваются к ветеранам Второй мировой войны. Считаю недопустимым ставить знак равенства между освободителями и оккупантами. А героизацию пособников нацистов могу рассматривать только как предательство памяти наших отцов и дедов. Предательство тех идеалов, которые объединили народы в борьбе с нацизмом.

Тогда перед руководителями СССР, США и Великобритании стояла, без преувеличения, историческая задача. Сталин, Рузвельт, Черчилль представляли страны с различными идеологиями, государственными устремлениями, интересами, культурами, но проявили огромную политическую волю, поднялись над противоречиями и пристрастиями и поставили во главу угла истинные интересы мира. В результате они смогли прийти к согласию и достигнуть решения, от которого выиграло все человечество.

Державы-победительницы оставили нам систему, которая стала квинтэссенцией интеллектуальных и политических исканий нескольких столетий. Серия конференций – Тегеранская, Ялтинская, Сан-Францисская, Потсдамская – заложили основу того, что мир вот уже 75 лет, несмотря на острейшие противоречия, живет без глобальной войны.

Исторический ревизионизм, проявления которого мы наблюдаем сейчас на Западе, причем прежде всего в отношении темы Второй мировой войны и ее итогов, опасен тем, что грубо, цинично искажает понимание принципов мирного развития, заложенных в 1945 году Ялтинской и Сан-Францисской конференциями. Главное историческое достижение Ялты и других решений того времени заключается в согласии создать механизм, который позволил бы ведущим державам оставаться в рамках дипломатии при разрешении возникающих между ними разногласий.

ХХ век принес тотальные и всеобъемлющие мировые конфликты, а в 1945 году на арену вышло еще и ядерное оружие, способное физически уничтожить Землю. Иными словами, урегулирование споров силовыми методами стало запредельно опасным. И победители во Второй мировой войне это понимали. Понимали и осознавали собственную ответственность перед человечеством.

Печальный опыт Лиги наций учли в 1945-м. Структура Совета Безопасности ООН была разработана таким образом, чтобы сделать гарантии мира максимально конкретными и действенными. Так появился институт постоянных членов Совета Безопасности и право вето как их привилегия и ответственность. Что такое право вето в Совете Безопасности ООН? Говоря прямо – это единственная разумная альтернатива прямому столкновению крупнейших стран. Это заявление одной из пяти держав, что-то или иное решение для нее неприемлемо, противоречит ее интересам и представлениям о правильном подходе. И остальные страны, даже если они не согласны с этим, принимают такую позицию как данность, отказываясь от попыток воплотить в жизнь свои односторонние устремления. То есть, так или иначе, но нужно искать компромиссы.

Новое глобальное противостояние началось почти сразу после завершения Второй мировой войны и носило временами очень ожесточенный характер. И то, что холодная война не переросла в третью мировую, убедительно подтвердило эффективность договоренностей, заключенных «Большой тройкой». Правила поведения, согласованные при создании ООН, позволили в дальнейшем сводить к минимуму риски и держать противостояние под контролем.

Конечно, мы видим, что система ООН работает сейчас с напряжением и не так эффективно, как могла бы. Но свою основную функцию ООН по-прежнему выполняет. Принципы деятельности Совета Безопасности ООН – это уникальный механизм предотвращения большой войны или глобального конфликта. Звучащие довольно часто в последние годы призывы отменить право вето, отказать постоянным членам Совбеза в особых возможностях – на деле безответственны. Ведь если такое произойдет, Организация Объединенных Наций, по существу, превратится в ту самую Лигу наций – собрание для пустых разговоров, лишенное каких-либо рычагов воздействия на мировые процессы. Чем все закончилось, хорошо известно. Именно поэтому державы-победительницы подошли к формированию новой системы миропорядка с предельной серьезностью, чтобы не повторить ошибки предшественников.

Создание современной системы международных отношений – один из важнейших итогов Второй мировой войны. Даже наиболее непримиримые противоречия – геополитические, идеологические, экономические – не мешают находить формы мирного сосуществования и взаимодействия, если на то есть желание и воля. Сегодня мир переживает не самые спокойные времена. Меняется все – от глобальной расстановки сил и влияния до социальных, экономических и технологических основ жизни обществ, государств, целых континентов. В минувшие эпохи сдвиги такого масштаба практически никогда не обходились без больших военных конфликтов. Без силовой схватки за выстраивание новой глобальной иерархии. Благодаря мудрости и дальновидности политических деятелей союзных держав удалось создать систему, которая удерживает от крайних проявлений такого объективного, исторически присущего мировому развитию соперничества.

Наш долг – всех тех, кто берет на себя политическую ответственность, и прежде всего представителей держав-победительниц во Второй мировой войне, – гарантировать, чтобы эта система сохранилась и совершенствовалась. Сегодня, как и в 1945 году, важно проявить политическую волю и вместе обсудить будущее. Наши коллеги – господа Си Цзиньпин, Макрон, Трамп, Джонсон – поддержали выдвинутую российскую инициативу провести встречу лидеров пяти ядерных государств – постоянных членов Совета Безопасности. Мы благодарим их за это и рассчитываем, что такая очная встреча может состояться при первой возможности.

Какой мы видим повестку предстоящего саммита? Прежде всего, на наш взгляд, целесообразно обсудить шаги по развитию коллективных начал в мировых делах. Откровенно поговорить о вопросах сохранения мира, укрепления глобальной и региональной безопасности, контроля над стратегическими вооружениями, совместных усилий в противодействии терроризму, экстремизму, другим актуальным вызовам и угрозам.

Отдельная тема повестки встречи – ситуация в глобальной экономике. И прежде всего – преодоление экономического кризиса, вызванного пандемией коронавируса. Наши страны предпринимают беспрецедентные меры для защиты здоровья и жизни людей, поддержки граждан, попавших в трудную жизненную ситуацию. Но насколько тяжелыми будут последствия пандемии, как быстро глобальная экономика выберется из рецессии – зависит от нашей способности работать сообща и согласованно, как настоящие партнеры. Тем более недопустимо превращать экономику в инструмент давления и противостояния. В числе востребованных тем – охрана окружающей среды и борьба с изменением климата, а также обеспечение безопасности глобального информационного пространства.

Предлагаемая Россией повестка предстоящего саммита «пятерки» – исключительно важная и актуальная как для наших стран, так и для всего мира. И по всем пунктам у нас есть конкретные идеи и инициативы.

Не может быть сомнений, что саммит России, Китая, Франции, США и Великобритании сыграет важную роль в поиске общих ответов на современные вызовы и угрозы и продемонстрирует общую приверженность духу союзничества, тем высоким гуманистическим идеалам и ценностям, за которые плечом к плечу сражались отцы и деды.

Опираясь на общую историческую память, мы можем и должны доверять друг другу. Это послужит прочной основой для успешных переговоров и согласованных действий ради укрепления стабильности и безопасности на планете, ради процветания и благополучия всех государств. Без преувеличения, в этом заключается наш общий долг и ответственность перед всем миром, перед нынешним и будущими поколениями.

================

 

Моисеев Никита Николаевич

СОВРЕМЕННЫЙ АНТРОПОГЕНЕЗ
И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ РАЗЛОМЫ[2]

 

Предисловие

В предлагаемой работе мне хотелось бы обсудить эволюционные и экологические (точнее, энвайронментальные) основания наиболее острых противостояний, которые сегодня могут нарушить общепланетарную стабильность и иметь катастрофические последствия. Многие из них носят цивилизационный характер, и, как мы увидим ниже, есть все основания думать, что именно в этом ключе уже в ближайшие десятилетия будут развиваться наиболее опасные противоборства, способные перекроить всю карту мира.

Из общих соображений эволюционизма, разнообразие цивилизаций – великое благо для человечества как единого вида, единой живой системы. Вместе с тем это и источник опаснейших противостояний. Они могут иметь своим следствием настоящий «конец истории», а не тот, о котором говорили Гегель, Фукуяма и другие философы и политологи.

Мне кажется, что сопоставление эволюционистских и цивилизационных рассмотрений нынешней фазы общественного развития способно помочь в политологическом анализе возможных сценарием развития общепланетарной обстановки. И найти то общее, что должно быть свойственно планетарной цивилизации XXI века, если такое понятие окажется имеющим смысл.

И еще одно предварительное замечание. Как видно из названия предлагаемой работы, автор полагает, что развитие человека как биологического вида, как составляющей биосферы, все более активно ней взаимодействующей, продолжается. Более того, этот процесс (для которого естественно сохранить название антропогенеза) вступает в новую и очень опасную фазу. Его интерпретация, предлагаемая в данной работе, по мнению автора, дополняет многое сказанное по поводу глобальных проблем, встающих перед человечеством. И представляет еще один ракурс рассмотрения перспективы развития политических событий.

 

Неизбежность планетарного кризиса

Итак, планета и общество вступают в совершенно новую стадию своего развития. Первыми этот факт осознали естествоиспытатели. Вспомним, что еще на заре нынешнего века В.И. Вернадский первым заметил, что «человечество превращается в основную геологообразующую силу планеты». Через двадцать лет Леруа и Тейяр де Шарден ввели в обвинение термин «ноосфера». А на грани 1960-х годов В.А. Ковда показал, что именно человечество является основным мусоропроизводителем: оно производит отбросов органического происхождения, т.е. исключающих этот материал из естественного кругооборота веществ, в 2000 раз интенсивнее всей остальной биосферы. Постепенно становлюсь очевидным, что нагрузка, оказываемая человеческой деятельностью на окружающую среду, не просто превращается в фактор, определяющий ее эволюцию, но и растет столь быстро, что говорить о каком-либо равновесии биосферы и одновременно о сохранении гомоестаза вида Homo sapiens уже не приходится.

К этим соображениям следует добавить утверждение, совершенно тривиальное с точки зрения популяционной динамики: никакой живой вид, сделавшись монополистом в своей экологической нише, не способен избежать экологического кризиса, который может иметь только два исхода: либо вид начнет деградировать, либо он, надлежащим образом изменившись (изменив стандарты своего поведения и взаимоотношения с природой), сформирует новую экологическую нишу. А человечество уже давно обречено на монополизм.

Из сказанного следует, что человечество неизбежно будет втягиваться в экологический кризис, причем глобального масштаба, поскольку ойкуменой человечества XX века сделалась уже вся планета, и оно взаимодействует с природой как единый вид. Для того чтобы превратить деградацию, человечеству предстоит мучительный поиск новой экологической ниши. Наши современные взгляды на особенности мирового эволюционного процесса выражаются в форме представления о коэволюции биосферы и общества, т.е. их совместном развитии, как абсолютно необходимом условии сохранения человека Земле. Этап человеческой истории, когда окажется реализованным необходимое квазиравновесие общества и природы, получил название эпохи ноосферы.

Вопрос о возможности реализации такого соотношения природы и общества, т.е. вопрос о предотвращении деградации человечества как элемента биосферы, сводится по существу к формированию новой цивилизации (или новых цивилизаций). И этот вопрос остается открытым.

Но одно уже совершенно очевидно: прогрессирующая неравновесность в соотношении общества и остальной биосферы, разрушение естественных биосферных циклов приведет к глубоким цивилизационным противостояниям.

 

Путь в ноосферу, или «устойчивое развитие»

Неизбежность (я думаю, скорее, необходимость) перехода планеты и общества в качественно новую стадию их совместной эволюции осознается естественнонаучной мыслью с начала века. Но теперь, в последние десятилетия нашего столетия, неотвратимость перемен стали наглядно осязаемой и доступной самым широким кругам общественности. Последнее, впрочем, вовсе не означает утверждения о существовании оптимистического исхода такого процесса. Я просто еще раз констатирую, что «процесс пошел»! Он еще по-настоящему не осознан. Тем не менее наметившиеся сдвиги в общественной эволюции уже начали влиять и на общественное сознание и привлекать внимание людей, далеких от естествознания. Так, например, получили широкую известность работы Римского клуба, привлекшие внимание мировой общественности к изучению тенденций глобальной эволюции. Глубокие исследования проблем взаимодействия человеческой активности и условий жизни общества были проведены Международным институтом жизни (Institut de la Vie), показавшие, что практически любая форма научно-технической деятельности, если она проводится без достаточного контроля общественности (планетарного гражданского общества, которое еще предстоит создать), грозит катастрофическими последствиями и для организма человека, и для самой биосферы, а, следовательно, и для общества в целом!

Описанные особенности современного этапа эволюции окружающей среды и общества имеют уже сейчас ряд негативных социальных последствий. С особой остротой в последние годы встают проблемы стратификации уровней жизни. Это прежде всего так называемые проблемы «Север-Юг». Они принципиально неразрешимы в рамках современного общественного сознания, современного образа мышления и современного устройства планетарного сообщества. Я бы еще добавил – современных цивилизационных парадигм.

Смутное представление о грозящих опасностях и неизбежных общественных сдвигах, имеющих общепланетарный характер, активизировало не только широкие общественные круги, но и заставило обратить на них внимание политиков и специалистов в области общественных наук. Проблемы соответствия характера мировых общественно-политических процессов возможностям и особенностями эволюции биосферы стали беспокоить руководителей большинства государств. Представление о возможности катастрофического исхода современного пути эволюции планетарной цивилизации привело к целому ряду важных акций международного масштаба, среди которых экологический конгресс в Рио-де-Жанейро в июле 1992 года занимает особое положение.

Этот конгресс в научных кругах не получил однозначной оценки. Основная критика сводилась к тому, что он не поставил точки над «i». Политические мотивы не позволили обнажить реальных горизонтов развития цивилизации так, как они видятся ученым. Но он был провеши на правительственном уровне, и уже поэтому знаменует собой важный этап в развитии общественного сознания. Вместе с тем нельзя не сказать и о том, что он не оправдал надежды специалистов и, что, может быть, особенно опасно, породил определенные иллюзии. Они в известной степени успокоили общественное мнение и перевели усилия в рамки чисто практических локальных мероприятий, конечно, очень важных, но не способных качественно изменить планетарную экологическую обстановку и сколько-нибудь существенно снизить риск катастрофического развития событий. Среди этих иллюзий особое место занимает идея устойчивого (регулируемого) развития.

Такая идея родилась в исследованиях ученых-гуманитариев, прежде всего экономистов, и была поддержана политиками. Она очень далека от того идеала, о котором писали Вернадский и Тейяр де Шарден в своих размышлениях о ноосфере. Я думаю, что эта идея также очень далека и от возможной реализации – ситуация в мире гораздо серьезнее, и разговоры об устойчивом развитии напоминают поведение страуса, прячущего голову в песок. К сожалению, она не подверглась профессиональному критическому анализу и нашла отклик во многих правительственных документах и, в частности, в указе Президента нашей страны. Мне кажется, что концепция устойчивого развития – одно из опаснейших заблуждений современности. Особенно в том виде, как она интерпретируется политиками и экономистами.

Действительность неизмеримо сложнее и опаснее. Политические последствия экологического кризиса куда глубже, чем это может представить общественность, опираясь на решения конгресса в Рио. Если же состояние устойчивого развития понимать не в том примитивно смысле, как его понимают политики и экономисты, а как иное словесное выражение необходимости развития процесса, приводящего однажды к реализации принципа коэволюции или эпохе ноосферы (что, по моему мнению, одно и то же), то надо честно сказать, что на этом направлении человечеству еще придется пройти долгий и тернистый путь, наполненный трагедиями планетарного масштаба. К этому общество должно быть готово, и мы не имеем права заменять реальность упрощенными и опасными иллюзиями. Этот путь будет совсем не похож на устойчивое развитие.

Но, прежде чем говорить о возможных катаклизмах, следует сделать еще несколько замечаний, относящихся к некоторым особенностям развития человечества, традиционно не связываемых с его современной историей.

 

Экологический императив и его роль в истории

Человек – составляющая биосферы. Он возник в результате ее эволюции. Поэтому изучение процесса его развития в контексте мирового эволюционного процесса дает весьма полезный ракурс для оценки происходящего в общественной сфере и определенные представления о возможном развитии событий.

Прежде всего заметим, что развитие любого живого вида, любе популяции может происходить лишь в жестких ограниченных пределах изменения параметров окружающей среды. Подобное утверждение касается и человека. Поэтому лет двадцать тому назад я ввел понятие экологического императива как некоторого множества свойств окружающей среды (зависящих от особенностей цивилизации), изменение которых человеческой деятельностью недопустимо ни при каких условиях. Другими словами – некоторые виды человеческой деятельности, особенно степень воздействия человека на окружающую среду, должны быть строго ограниченными и контролируемыми. Категория «экологический императив» – объективна, она не зависит от воли отдельного человека, а определяется соотношением свойств природной среды и физиологических и общественных особенностей вес вида. Но реализация этого соотношения зависит от воли человека! Вот почему использование термина, аналогичного кантовскому категорическому императиву, совершенно не случайно.

Всю историю антропогенеза можно рассматривать в ракурсе соответствия способности прачеловека, тех или иных его популяций принять экологический императив, подчинить ему свою жизнедеятельность. Такая позиция воспринимается как совершенно естественная и не вызывает чувства протеста у представителей общественных наук, когда речь идет о ранних этапах антропогенеза – главным содержаниям этого процесса было не совершенствование форм общественного бытия, а биологическая эволюция. Но я вижу прямую необходимость аналогичного рассмотрения и более позднего, уже исторического этапа развития вида Homo sapiens, когда в начале голоцена, после завершения неолитической революции, у человечества сформировалась современная экологическая ниша, и оно на поздних этапах неолита вступило в свою историю.

Я смею это утверждать, ибо анализ истории Шумера, Древнего Египта, Китая и многочисленные другие исследования в этой области наглядно показывают прямую зависимость цивилизационных структур и их эволюцию от изменения природных факторов. Причины таких изменений могли быть очень разными. Многие из них были связаны с вариациями климата, как, например, в Египте. Другие были вызваны увеличением антропогенного давления на окружающую среду, как в Шумере или Китае. В одних случаях цивилизация оказывалась неспособной к ним адаптироваться и навсегда покидала историю, оставив после себя лишь смутные воспоминания, как это было в Древнем Шумере. В других эти трудности служили источником нового взлета, когда цивилизация смогла расширить свою экологическую нишу.

Подобная зависимость отчетливо проявлялась и в Средние века, например, в истории скандинавских стран и особенно Исландии. Наступление «малого ледникового периода», которое усложнило ледовую обстановку в Северной Атлантике, отодвинуло заселение Америки XII до XV в. Кто знает, как бы пошла история человечества, если бы ухудшение ледовых условий не прерывало связей с Винландом, успешное освоение которого было начато Эриком Рыжим. В современных же условиях зависимость человека от природных факторов многократно возросла, ибо экспоненциально растущее воздействие на природу меняет (тоже экспоненциально) саму природу, а значит, и условия жизни людей.

Предлагаемая «природная интерпретация» не только экономической, но и политической истории человечества, ее рассмотрение в кадре взаимоотношения природы и общества никак не противоречит другим ракурсам изучения истории, в том числе и марксистскому анализу. И каждый из них не универсален. В связи с этим уместно вспомнить знаменитые слова Н. Бора о том, что никакое сложное явление нельзя описать с помощью одного языка (т.е. с помощью какой-либо одной интерпретации или на основе одной парадигмы). Истинное понимание может дать только голограмма, т.е. рассмотрение явления в разных ракурсах, его описание с помощью ряда различных интерпретаций. А понимание и есть главная цель любого анализа. Вспомним, что по этому поводу сказал другой великий физик А. Эйнштейн: «Как много мы знаем и как мало мы понимаем!».

И в разные времена те или иные контексты рассмотрения исторического процесса могут иметь разное значение для формирования того информационного поля, в котором целесообразно проводить эффективный анализ разворачивающихся событий, и предсказывать различные возможные (или вероятные) повороты политической жизни планеты. Так, например, в ХIХ веке, когда в Европе и Америке закончилась эпоха первоначального накопления, когда шел бурный процесс становление молодого капитализма, то видение событий, предложенное Марксом, давало, вероятно, наиболее содержательный вклад в информационную базу прогностической деятельности. Но уже в конце XIX века, и особенно в XX веке, тот контекст мирового процесса развития, который использовал Э. Бернштейн, оказывался способным давать более реалистические оценки возможного поворота общественной эволюции. Он стал служить более надежным источником прогностической информации в области экономики и эволюции общественных отношений. Однако тоже недостаточным для понимания этих процессов.

Что же касается нынешнего времени, то я полагаю, что определяющее значение в истории общества (во всяком случае, ближайшее десятилетий) будут играть его взаимоотношения с окружающей природой. Именно они окажутся инициаторами цивилизационных конфликтов, поскольку человечество подошло к порогу допустимого, разные цивилизации будут очень по-разному воспринимать природные ограничения и искать свои пути дальнейшего развития. В этом состоит экологический пафос современного политологического анализа переживаемого этапа процесса планетарного развития.

 

Философия истории и экология

Зависимость судеб человека от природных факторов на протяжении всей истории воспринималась им как проявление каких-то высших сил. Его реакции на изменения характеристик окружающей среды носили стихийный характер. Так, усиление муссонных осадков в Абиссинии увеличивало разливы Нила – тогда народ уходил на Юг, и нижний Египет беднел и терял свое значение. Когда климат становился суше, разливы Нила сокращались и центр страны снова перемещался в более плодородный Нижний Египет. Так происходило и тогда, когда природная среда изменялась по вине самого человека, что им, разумеется, не осознавалось. Так, например, однажды от чрезмерного полива прочило засоление почв в низовьях Тигра и Евфрата. Тогда люди бросили свою землю, и ушли с насиженных мест. Культура Шумера рухнула, ей забыли, и только в 20-х годах нынешнего столетия археологи установили существование одной из самых старых земледельческих цивилизаций Древнего мира. Китайцы оказались умнее шумеров: когда население возросло и его стало нечем кормить, они научились выращивать рис в чеках, залитых водой, и разводить в них рыбу. Продуктивность земли увеличилась во много раз. Страна вышла из экологического кризиса, более того, разбогатела, и тогда ярко вспыхнула древнекитайская цивилизация.

Кочевой образ жизни – это тоже реакция популяций на антропогенные изменения природной среды. Другими словами, общество так или иначе реагировало на изменения природных условий: оно не только меняло местоположение, но вырабатывало новую форму государственного устройства и власти и т.д. И, что особенно важно – люди вырабатывали новые формы взаимоотношения с природой и между собой. Общество формировало то, что мы называем общественным поведением или нравственностью (т.е. систему нравов), необходимые для сохранения своего стабильного существования. Имел место сложнейший процесс самоорганизации, не исключавший и возможности срыва в опор, когда в считанные годы в жизни общества происходили перемены катастрофического характера. Их примером являются великие переселения народов.

Если исключить перестройки бифуркационного характера, то подобные процессы взаимной адаптации природы и общества шли веками, составлявшими порой целые эпохи. Подчеркнем – взаимной адаптации, ибо общество не только подстраивало себя к окружающей природе, но и всегда так или иначе подстраивало природу под свои нужды. Другое дело, в каких масштабах это происходило. Естественное» изменение природных характеристик происходит обычно достаточно медленно по человеческим масштабам, а тем более под действием человеческой активности: в старые времена оно могло становиться заметным лишь на интервале жизни многих поколений. Вот почему человек на протяжении своей истории до самого последнего времени жил в условиях квазистатичных, близких к тем, которые мы определяем, как гомеостаз. И в этом смысле поведение вида Homo sapiens мало чем отличалось от поведения других видов, которые также адаптировались к изменению внешних условий и адаптировали природу под свои нужды, как, например, бобры, которые строят плотины и заболачивают местность, меняя не только условия жизни, но и характер ландшафтов. По этим же причинам ученые, которые занимались изучением истории и размышляли над проблемами философии истории, не очень интересовались особенностью человека как естественной составляющей биосферы. И целый пласт проблем выпал из поля зрения общественных наук и политологии, в частности. Поэтому общественные науки и оказались не готовыми принять современный экологический вызов.

А это необходимо, поскольку ныне ситуация качественно изменилась: антропогенные изменения окружающей среды уже при жизни одного поколения существенно меняют условия жизни людей, и надежда на «естественную», т.е. стихийную, адаптацию цивилизации человека к подобным изменениям становится не только иллюзорной, но и крайне опасной. Возникают новые типы конфликтов (о них я буду говорить ниже), попытки разрешения которых старыми методами может привести к катастрофе. Если не будут включены новые способы воздействия человека на природу (которые еще предстоит изобрести) самого себя, если не будут созданы иные системы взаимоотношений между людьми, государствами и цивилизациями, то человечество очень скоро и бесславно закончит свое земное существование. Биосфера, вероятнее всего, сохранится при любых человеческих катаклизмах, которые будут неизбежным следствием планетарного кризиса, но она лишится единственного инструмента своего самопознания – человека.

Другими словами, экологический императив не может быть обеспечен в рамках традиционной схемы адаптации общества к изменяющимся условиям существования, которые происходят благодаря жизнедеятельности самого общества. По существу, он требует создания, причем в достаточно короткие сроки, нового нравственного императива, т.е. нового характера взаимоотношения людей между собой и с природой.

Все это ставит перед науками об обществе (и философией истории, в частности) совершенно новые, нетрадиционные задачи. Может быть, и проблему нового миропонимания. В этой работе делается попытка обсудить лишь некоторые из возникающих проблем.

 

Биосоциальные законы и «феномен леммингов»

Развитие человечества уже пережило, по меньшей мере две бифуркации и – два качественных изменения характера своего развития. Первая перестройка произошла еще в палеолите и привела к утверждению системы табу, ограничивающих действие биосоциальных законов. Среди них особое место занимает табу «Не убий!», утверждение которого перевело процесс развития рода человеческого из канала биологической эволюции в канал общественного развития. Вторая перестройка произошла уже в неолите, накануне или даже в начале голоцена. Она связана с качественным расширением экологической ниши Homo sapiens, которое произошло благодаря тому, что человечество освоило сначала земледелие, а затем и скотоводство. Обе бифуркации имели планетарныe масштабы. Первая имела своим следствием практическое прекращение (точнее – резкое замедление) чисто биологической эволюции и деление кроманьонца в качестве единственного представителя нашего биологического вида, вторая – сформирование той экологической ниши, в которой мы живем.

Содержание этих перестроек очень разное, но каждая из них позволяет извлечь определенные уроки, необходимые для выработки «стратегии Человека», согласованной со «стратегией Природы», всегда необходимой, но отсутствие которой трагично в условиях сегодняшнего дня. И, может быть, понять, что, не разработав «стратегии Человека» и не внедрив ее в современную жизнь, ему просто не удастся перешагнуть в эпоху ноосферы.

Я убежден, что человечество стоит на пороге третьей перестройки такого же масштаба, как и первые две. Другими словами, нас ожидает не только необходимость отыскания новой, более емкой экологической ниши, но и перестройка самого процесса антропогенеза и, в частности, изменение содержания цивилизации, ее целей, взаимоотношения с природой, людей между собой… И это новое общественное поведение должно войти в плоть и кровь человека, определить новый этап его развития как биологического вида, живущего в условиях социума в такой же степени, как вошел в жизнь Homo sapiens принцип «Не убий!», изменивший само содержание эволюционного процесса. Вот почему я столь широко использую термин «антропогенез», говоря о проблемах сегодняшнего дня.

Естественные науки способны предвидеть общие изменения планетарной экологической обстановки – возможное изменение климата, реакцию биоты на антропогенное воздействие – и даже сформулировать многие условия экологического императива, но не предсказал реакции общества на эти изменения и на рекомендации науки. Здесь наши предсказательные возможности значительно слабее, поскольку проблемы самоорганизации общества почти не разработаны. Они только-только начинают осознаваться как относящиеся к наукам об обществе. Но еще, позволю себе это утверждать, в рамках общественных наук не создано необходимого инструментария для их изучения. Философия истории, политология и другие гуманитарные дисциплины (в том числе и марксизм) дали целый ряд важных интерпретаций, оставляющих тем не менее множество лакун. Только теперь, через экологию, идеи естествознания и прежде всего теории самоорганизации (или универсального эволюционизма, что одно и то же) начинай проникать в науки об обществе, освещая сложнейшие вопросы его взаимоотношения с природой и ее влияние на процессы, в нем происходящие. И постепенно специалисты начинают осознавать глубокую связь этих взаимоотношений с тем, что происходит внутри общества понимать, что они являются частью единого эволюционного процесса. И это дает определенные шансы в понимании возможных перемен, которые могут произойти в окружающей среде, а, следовательно, и выбора действий, способных смягчить надвигающийся кризис.

Заметим, что каждая популяция, взаимодействуя с природой как целостная система как бы предчувствует грядущие последствия происходящего и вырабатывает определенные формы поведения, способные, если и не предотвратить надвигающийся кризис, то, во всяком случае, смягчить его последствия для популяции в целом. В этом смысле очень характерно, например, поведение леммингов, массовое самоубийство которых предотвращает возможность перенаселения и сохраняет популяцию в своей экологической нише («феномен леммингов» – так мы будем называть эту плохо понимаемую реакцию популяций, ведущую к сохранению популяции). Поведение живых существ в интересах популяции, каким-то образом отложившееся в памяти популяции, носит название биосоциальных законов. «Феномен леммингов» относится к их числу. В отличие от нравственности, которая является проявлением общественной сущности человека, биосоциальные законы, вероятнее всего, закодированы генетическим аппаратом, и принципы нравственности и травлены на ограничение сферы автоматического действия биосоциальныx законов. Принципы нравственности расширяют поле поиска возможных рациональных форм существования вида Homo sapiens и содействуют включению в процесс эволюции коллективной памяти и коллективного интеллекта человечества.

Наше общество, по-видимому, тоже уже начинает реагировать на возможность грядущего кризиса. Возможным выходом из кризиса может оказаться, конечно, не только его преодоление и выход на новые рубежи развития, но и распад общественных структур, деградация человека и его возвращение в царство лишь биосоциальных законов. Другими словами – возвращение к одному из первых этапов антропогенеза. То есть «феномен леммингов» нельзя исключить из числа возможных сценариев будущей истории. В самом деле, во многих странах, причем вполне «благополучных», мы наблюдаем разрушение нравственных начал, усиление агрессивности и нетерпимости, проявление разного рода фундаментализмов, распространение массовой псевдокультуры, широкое распространение генетических и иммунных заболеваний, падение рождаемости и т.д. Это и многое другое я принимаю как проявление тех самых биосоциальных законов (и даже как проявление «феномена леммингов»), которые властвовали на заре антропогенеза, и для сдерживания действий, которых в современных условиях традиционно действующих нравственных начал, по-видимому, уже недостаточно.

Подобные явления уже фиксируются специалистами в области наук об обществе, и об их развитии высказываются порой вполне справедливые суждения. Однако они вряд ли связываются с грядущим кризисом, и их анализ проводится вне общего контекста развития планетарного сообщества, вне связи с исследованием процесса самоорганизации природы и общества, их взаимной адаптации. В этой связи заслуживает внимания, например, статья С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций», русский перевод которой опубликован в журнале «Полис» (№ 1, 1994). В этой статье делается справедливый вывод о роли границ цивилизационных разломов в современной истории и об этих границах как о возможных линиях будущих фронтов, в том числе и горячих. Однако его аргументация мне не представляется достаточно убедительной, поскольку причины неизбежного столкновение цивилизаций, по моему мнению, лежат в гораздо более глубоких горизонтах, чем это представляется автору. А его справедливые наблюдения – всего лишь поверхностные проявления глубинных процессов современного этапа антропогенеза.

Одной из важнейших причин современных цивилизационных противостояний являются процессы модернизации и создание, и распространение некоторых общепланетарных стандартов, отвечающих потребностям возникающей технологической основы цивилизаций. Но постепенно эти противостояния перейдут в сферу экологии, точнее – потребуют нового устройства планетарного сообщества, отвечающего обеспечению экологического императива. И они могут оказаться источником катастрофических последствий.

 

Биосоциальные законы и рождение цивилизации

Человечество – единый биологический вид, находящийся в процессе своей преимущественно надорганизменной общественной эволюции: биологическое развитие идет столь медленно (если идет), что не оказывает какого-либо заметного влияния на характер остальных эволюционных процессов. Все те люди, которые живут ныне на Земле, – потомки кроманьонцев, которые, по-видимому, только в неолите определились в качестве единственных представителей семейства австралопитековых, сохранивших способность претендовать на право оказаться нашими общими предками. Все остальные близкие виды (и неандертальцы, в частности) были уничтожены в процессе естественного, но уже не внутривидового, а надорганизменного отбора. Существуют разные гипотезы о причинах и характере этой трагедии, ибо в биологическом и умственном отношении многие популяции неандертальцев, вероятнее всего, не уступали кроманьонцам.

Сама причина этой борьбы была более или менее очевидной. В самой деле, если два вида в одной и той же нише выполняют одну и ту же биологическую функцию, то между ними неизбежно разгорается борьба за ресурс, а, следовательно, и за выживание. А в неолите разные популяции неандертальцев, а тем более кроманьонцы, были уже разными видами. Но вот победу кроманьонцев надо еще объяснить. Здесь могут быть лишь гипотезы. Я думаю, что исход борьбы лежит уже в особенностях цивилизации этих видов.

Палеолитическую революцию, которая перестроила само содержание процесса эволюции прачеловека (неоантропа), удалось пережить, вероятнее всего, далеко не всем видам австралопитековых, которые в начале четвертичного периода переселились из тропического леса в саванну. Не все виды смогли усвоить качественно новые условия обитания, приспособиться к использованию искусственных орудий и увеличению роли интеллекта в жизни первобытных сообществ. В самом деле, необходимость накапливания знаний, навыков, мастерства потребовала ограничений на действие биосоциальных законов. Эти законы установились в самом начале антропогенеза и постепенно начали приходить в противоречие с новыми условиями жизни. Стала возникать система запретов, все то, что мы теперь называем основами нравственности, способной оградить рождающееся общество от безраздельного господства биосоциальных законов, обеспечить развитие общественных форм жизни. Вероятно, именно с этого периода стало возможным говорить о возникновении цивилизации неоантропов.

Употребляя слово «цивилизация», я буду иметь в виду некоторую общность людей, характеризуемую определенным набором ценностей (в том числе и технологиями, и навыками), системой общих запретов, схожестью (но не тождественностью) духовных миров и т.д. Но любому эволюционному процессу, в том числе и развитию цивилизации, сопутствует и рост разнообразия форм организации жизни, в том числе и «цивилизационных разнообразий» – цивилизация никогда не была и не будет единой, несмотря на объединяющую человечество технологическую общность.

Австралопитеки, покинувшие лес, жили первое время, вероятнее всего, в более или менее одинаковых природных условиях. Можно думать, что они в более или менее одно время научились использовать подсобные средства, а затем и создавать искусственные орудия. Такое предположение не противоречит известным данным антропологов. И поэтому многие запреты (например, хочешь иметь жену – добудь ее в другой пещере, т.е. запрет на кровосмешение), а тем более табу «Не убий!», умерявшее агрессивность, были ответом всего биологического вида «пралюдей» на меняющиеся условия жизни, тем биосоциальным законам, которые сформировались за 2–2,5 млн лет коллективной жизни в саванне.

Однако позднее эти цивилизационные контуры стали наполняться весьма разным содержанием. Причин тому более чем достаточно. Вряд ли у индейцев, живущих в амазонской сельве, и жителей современных мегаполисов могут сформироваться идентичные представления о содержании понятий «добро» и «зло». Но основной разлом цивилизаций проходил, вероятнее всего, по характеру места личности в семье, племени и обществе в целом, в понимании степени соответствия ее личной свободы и способности индивидуума подчинять свои действия общей необходимости. Такое представление – очень консервативная составляющая духовного мира человека, и в разное время степень личной свободы и инициативы играла разную роль в развитии общества. И поэтому служит мощным фактором отбора. Детали этого процесса надорганизменного (может быть, даже и надпопуляционного) отбора нам никогда не станут известными. Но о характере последнего акта драмы, которая стерла с лица земли популяции классических неандертальцев (живших еще в начале неолита на Ближнем Востоке), можно высказать достаточно правдоподобную гипотезу.

Эта популяция неандертальцев в умственном отношении потенциально ни в чем не уступала кроманьонцам, жившим в то же время в тех же краях. И потомки неандертальцев могли с таким же успехом занять место в университетских аудиториях, как и наши современники. Но неандертальцы, по-видимому, были более агрессивны – об этом говорят некоторые особенности строения их черепов. Такие особенности означают, в сообществах неандертальцев было труднее преодолеть действие биосоциальных законов, подчинить их индивидуальность общим правилам поведения. И, следовательно, сохранить умельцев и других носителей на обходимой информации. Эти индивиды в рыцарских боях за самку вряд ли могли выстоять против дюжих молодцов с пудовыми кулаками и не очень развитым интеллектом. Уметь сделать топор вовсе не означает умения его использовать в драке! Значит, такие популяции, теряя «мастеров», теряли и в скорости своего технического прогресса. В результате у неандертальцев оказывалось худшего качества оружие, и их боевые дружины были менее дисциплинированы. А поскольку между двумя популяциями, обладающими общей экологической нишей, живущими за счет одного и того же ресурса, не может не возникнуть смертельной конкуренции за этот ресурс, то одна из популяций неизбежно должна будя погибнуть.

Исход этой борьбы был заранее предрешен – неандертальцев подвела нравственность!

Таким образом, есть все основания полагать, что первый глобальный (общепланетарный) конфликт в истории антропогенеза свелся к столкновению цивилизаций, главное отличие которых сводилось к различию духовных миров и представлению о месте личности в общественных структурах.

По мере освоения человеком потенциальной ойкумены, проблемы, вызываемые цивилизационной дифференциацией, становится все более и более весомой причиной конфликтов и смены страниц нашей общей истории. Необходимость кооперации, диктуемая развитием производительных сил, встречается со все большими трудностями нахождения необходимых компромиссов. Но, прежде чем говорить о будущем и роли этого противоречия и его следствиях, остановимся на обсуждении некоторых особенностей понятия «цивилизация».

 

Размышления о цивилизации

Сегодня проблемами цивилизаций, их особенностями занимается довольно много специалистов – философов, социологов, историков, этнологов Цивилизационный подход к истории иногда рассматривается в качестве противопоставления формационному. Но четкого и общепринятого определения формации, а тем более цивилизации, как мне представляется, не существует. Его воспринимают скорее на интуитивном уровне как некое самоочевидное понятие, что явно недостаточно как для более или менее строгого анализа, так и для нужд прогностики. В предыдущем разделе я предложил свое понимание этого термина. Оно мне необходимо для того, чтобы читатель мог правильно понять мои утверждения. Но я отдаю отчет, сколь такое определение дискуссионно*.

Существует множество интереснейших наблюдений, но общей картины развития цивилизаций, как и истинных пружин, выделяющих те или иные их свойства, до сих пор нет! Этот процесс сложен, ибо является становым хребтом общего процесса самоорганизации общества как слагаемого биосферы. И в то же время необходимость понимания особенностей генезиса цивилизаций и рождение в их рамках феномена культуры становится с каждым годом все актуальнее.

С позиции универсального эволюционизма (теории самоорганизации) выделение формаций или цивилизаций играет важную роль в упорядочении того грандиозного объема информации, который нам изучение конкретных исторических процессов. Но классификация формаций и цивилизаций, изучение их особенностей не эквиваленты изучению феномена развития человечества, т.е. его истории. Это лишь определенные ракурсы, в которых изучается история. Сейчас принято различать цивилизации традиционные и техногенные. Такое деление не только очень условно, но и грубо. И, тем не менее, оно и имеет смысл, ибо несет определенную информацию, благодаря чему и может быть использовано в качестве отправной позиции.

Традиционными обычно принято называть те цивилизации, где жизненный уклад ориентирован на воспроизведение своего образа жизни как раз и навсегда данного. Для такой цивилизации именно он является основной ценностью. Обычаи, привычки, взаимоотношения между людьми в таких обществах очень устойчивы, а личность подчинена тоже общему порядку и ориентирована на его сохранение. Индивидуальности людей в традиционных обществах в значительной степени нивелированы. В интересной (я бы даже сказал – замечательной) книге В. Цветова «Пятнадцатый камень сада Реандзи» рассказывается о том, что при отборе кандидатов для работы в японской фирме главным считается не индивидуальный талант, не способность к оригинальному мышлению, а возможность адаптироваться к климату коллектива фирмы, принять манеру работать, ее философию. В этой же книге сформулирован так «принцип забивания гвоздей» – приучение людей стремиться во всем и отличаться от окружающих; в результате талант, подаренный человеку природой, остается чаще всего невостребованным. Японская цивилизация является в высшей степени традиционной.

К числу традиционных обществ принято относить все общества Востока. И в то же время насколько они разные – эти традиционные общества! Сколь не похожа мусульманская цивилизация на индийскую, китайскую, а тем более на японскую. Да и каждая из них тоже представляет собой единого целого: как, например, неоднородна мусульманская цивилизация! Арабский Восток, Иран, Турция, Малайзия – все это разные миры. Но шариат, приверженность к определенному образу жизни стирает многие национальные различия и утверждает некоторый общий миропорядок, консервированный веками.

Традиционные цивилизации обладают удивительной стабильностью. Александр Македонский покорил весь Ближний Восток, строил громадную империю. После него осталась система эллинских государств. Но Восток переварил и Селевкидов, и Птолемеев, и привнесенную в завоеванные страны великолепную культуру древних греков, которая, казалось бы, навсегда там утвердилась. Но все одна вернулось на круги своя – к своему извечному порядку. Как огненный шквал, прошли по странам Востока войска Магомета, позднее Тимур сокрушал империи и перекраивал страны – и все же все возвращалось на старое место, народы продолжали жить по-старому, своими родами общинами. И продолжали поклоняться старым богам, менявшим разве что названия. И не случайно ислам с его шариатом сделался общей религией Ближнего Востока*.

А рядом с неподвижным Востоком жил греческий Запад, мир маленьких независимых и самостоятельных городков – полисов, в которых люди не были привязаны к плодородным речным долинам, требовавшим ежедневного повторения жизненных циклов. Они были вынуждены находиться в непрерывном поиске, путешествовать, торговать – иначе они просто не смогли бы выжить! Так же, как и их северные соседи – кельты, германцы, славяне… Им тоже приходилось все время мигрировать в поисках лучшей доли. Некоторым из них «повезло»: несколько племен ариев кочевали на север Индостана. Они расселились в плодородных долинах великих рек и превратились в народ, создавший одну из величайших традиционных цивилизаций планеты. Еще более консервативную, чем в Египте и Междуречье. Они изобрели касты с жесткими границами, которые в еще большей степени подчинили личность утвердившемуся общественному устройству. И когда такое случилось, эти народы уже утери способность рождать будущих конкистадоров.

Для того чтобы отчетливее представить глубину сложившихся цивилизационных разломов, я приведу еще один пример.

XIII век. Венецианец Марко Поло прошел шелковый путь и добрея до Китая. Не китаец, житель по тем временам самой могущественной и богатой империи мира, открыл Европу для Китая, а западный купец открыл путь из Европы в Китай. А еще через два века португальцы на своих утлых лодочках, которые они гордо называли шеллами, достигли Китая — страны, которая строила в то время корабли водоизмещением в тысячи тонн с плавательными бассейнами, оснащенные разнообразным навигационным оборудованием. И не Китай открыл Америку – она ему была не нужна, как и Европа! Самую высокую ценность для китайской цивилизации представляй сам Китай. Его тоже потрясали нашествия и войны. Но это были лишь поверхностные волны над почти недвижными глубинами человеческого океана. И этому океану не было дела до того, что происходит в той же Европе.

Я уже сказал о том, что используемая цивилизационная дихотомия очень условна и далеко не отражает многих важных особенностей отдельных цивилизаций. Наглядный пример тому – славянские народы, и особенно русские. Общепринято считать, что в отечественной цивилизации огромную роль играют традиционные начала. И это действительно так. Соборность, коллективизм, служение нации, т. е. приоритет ее судеб над личными заботами все эти принципы свойственны русскому народу и жизненно необходимы в условиях сурового климата. Но одновременно они сопряжены и с непрерывным поиском во всех сферах жизни. В том числе и со стремлением к самоидентификации. Вопросы о том, кто мы есть и откуда мы, что мы можем и куда идем, пронизывают всю нашу историю. А ответа на них нет и сейчас. Царь Петр прорубил окно в Европу и пытался всю жизнь примерять народу европейские одежды. А закончился этот эксперимент смутой 30-х и 40-х годов ХVIII века и страшным разорением страны, получившим в народе название «петровский разор». А между тем Россия к концу того века выплавляла стали не меньше, чем вся остальная Европа. Однако это не помешало России продолжать укреплять феодальные (помещичьи) порядки и не расслышать первые громы наступавшей научно-технической революции.

Были и другие попытки вестернизации страны, т.е. ее развития по образцу и подобию цивилизаций народов Европейского полуострова. И мне трудно утверждать, сколь были они полезны для формирующейся нации и ее собственной цивилизации. А вместе с тем русский люд шел на Восток, попутно ассимилируя или подчиняя себе множество народов. И этот естественный процесс закончился тем, что русские вышли к новому для себя океану. Более того, перешагнули через него и в Калифорнии встретились с испанцами. И кто знает, как бы пошла история, если бы не случился один прискорбный эпизод. Его история не только трагична, но и романтична – вполне в духе русских испанцев. Русский офицер покорил сердце дочери местного испанского властителя (кажется, губернатора). Офицер должен был на ней жениться, а под российскую корону должна была отойти некоторая часть Калифорнии, где уже был поднят русский флаг. Но незадачливый жених решил испросить на то разрешение императрицы Екатерины и по дороге в Петербург утонул при переправе через одну из сибирских рек. Бедная невеста, как повествуют легенды, ушла в монастырь, а русский флаг через полвека был заменен американским. Но от нашего пребывания в Калифорнии там остались тем не менее названия некоторых поселков. И форт Росс! Куда русских во времена холодной войны не допускали.

К сказанному я бы хотел добавить еще одну деталь. Это русские открыли и освоили Курилы, а не японцы, у которых они были под боком. Любой открыватель новых земель «высовывается», а это нехорошо согласно «принципу забивания гвоздей». У нас, у русских, такого принципа не было.

Вот почему цивилизация моего народа никак не вкладывается в приведенную дихотомию. В этом, может быть, и скрыта наша трагедия, а может быть и… будущее.

И есть основания надеяться, что не такое уж темное!

 

Цивилизационные разломы

В работе, на которую я уже ссылался, С. Хантингтон относит религиозный фактор к числу особенностей, определяющих облик цивилизаций. Так же, как и Тойнби. В одном из примечаний предыдущего параграфа я уже высказал свое неприятие этого тезиса. Его важность требует некоторых дополнительных комментариев.

Слов нет – религия оказывает огромное влияние на формирование духовного мира человека и тем самым на утверждение тех или иных цивилизационных догм. Но я думаю, что все несколько сложнее, это написано в статье уважаемого профессора политологии. И я полагаю, что не следует и переоценивать влияния церкви: цивилизация, духовный мир человека, условия его жизни и структура его верований завязаны в один нерасторжимый узел. Вряд ли, например, можно отрицать, что существует и обратное влияние цивилизации на формирование религии. Более того, я даже думаю, что не столько религия формирует цивилизацию, сколько сама цивилизация не только «выбирает» ту или иную религию, но и адаптирует ее к своим духовным материальным потребностям. В самом деле, ведь любая цивилизация возникает гораздо раньше религии, принятой теми или иными народами, а цивилизационные стандарты меняются весьма медленно. Так, я думаю, что совершенно не случайно на относительно небольшом пространстве Ближнего Востока родились три мировые религии. Таков был общий духовный настрой цивилизации этой края, населенного кочевниками, проводившими многие ночи в пустыне под сверкающими звездами в чистом небе. И также совершенно не случайно, что в конечном счете и иудаизм, и христианство были оттуда вытеснены, а ислам – безоговорочно принят! И дело не просто в победах воинов Магомета.

Что же касается Европы, то она, точнее, европейская индивидуалистическая (технотронная) цивилизация, не приняла ислама. Она не могла его принять, как, наверное, не смогла бы принять даосизма, сводящего человека к роли «винтика» в общественном механизме, или японский принцип «забивания гвоздей». Это не Карл Мартелл разбил при Пуатье войска арабов, перешагнувших Пиренеи, а Европа отказалась следовать той форме единобожия, которая утверждала шариат и главенство заветов Пророка над всеми светскими делами. Пример тому дает и история католической церкви: вспомним, что претензии римского папы на светскую власть окончились авиньонским пленением!

Точно так же и Древняя Русь в IX веке, когда ислам пришел на Русскую платформу, не приняла его, и он смог утвердиться только в Волжской Булгарии. Да и христианство Древняя Русь приняла тоже особо. И дело не в том, что она его приняла из рук Византии, не Рима. Она приняла православие, и тоже особое! Как справедливо писал Вл. Соловьев, понятие о совести, представление о месте Бога в жизни людей, сформировавшееся у восточнославянских племен, были далеко не греческими. Они в большей степени соответствовали представлениям первых христиан, чем византийских греков. Это хорошо видно, как заметил тот же Вл. Соловьев, из послания первого русского митрополита Иллариона (IX в.) «Слово о Благодати». И русские предпочли греческую церковь римской, поскольку она была ближе к этим изначальным представлениям, чем католицизм с его жесткой церковной иерархией и регламентациями, с его богослужением на непонятном латинском языке. Уже с тех пор на Руси установилась неприязнь к «латинянам», которая прошла через всю нашу историю. Заметим, что эта неприязнь была взаимной. И основывалась она не на экономических или классовых противоречиях, а на различии цивилизаций. И непохожести духовных миров, а частности.

Было бы, конечно, неверным утверждать, что цивилизационные парадигмы, остаются неизменными (хотя они и очень консервативны): их трансформация занимает многие поколения. Ряд славянских племен еще в начале нынешнего тысячелетия принял католицизм, но и до сих пор эти народы не полностью «вошли в Европу». Страны, которые возникли на их основе, так и остались частью маргинального пространства, лежащего между двумя цивилизациями. Европейцами сделались разве лишь полабские славяне и жители Померании, полностью потерявшие свою славянскую идентичность и ассимилированные немцами, так же, как и угро-финские племена Центральной России были ассимилированы русскими. Те и другие вошли в состав новых этносов, внося в них, естественно, определенные черты своей культуры.

Что же касается поляков, западных украинцев, чехов и других католических народов славянского корня, то они остались частью промежуточного пространства между двумя цивилизациями, которых «настоящий» Запад рассматривал скорее, как районы своих ленныx владений или предмет торга с Россией и Турцией, чем как свою естественную составляющую. Тем не менее после принятия католицизма (или унии с подчинением римскому папе, как в Западной Украине) эти страны, теряя постепенно свою славянскую идентичность и самобытность, всегда тянулись к Западу и стремились сделаться частью Европейского полуострова. Тому причин много — и экономическое благосостояние, и политические выгоды, и, конечно, общность церкви. И это стремление к западной цивилизации оказывалось обычно сильнее своего национального (славянского) восприятия. Поэтому в Европе линия раздела между народами проходит не столько по границам национальных территорий, сколько по линиям религиозного размежевания. Она пересекает Украину и Боснию и во время второй мировой войны превращает хорватов в немецких сателлитов и палачей сербского народа, с которым они говорят на одном языке и имеют общие национальные корни и традиции.

Одним словом, понять, кто свои, а кто чужие и почему одни свои, а другие – чужие, совсем не просто и зависит от множества обстоятельств. А понять это необходимо, тем более что процессы идентификации людей и народов, их цивилизационной принадлежности тесно переплетаются с процессами модернизации и выбором путей в надвигающемся экологическом кризисе.

 

Модернизационная волна

Процессы модернизации, т.е. непрерывного совершенствования технологической и технической основы цивилизации и подстройки к ней общественных организационных структур, принято связывать с последними двумя веками нашей истории. В действительности же процесс модернизации – составляющая общего процесса развития человечества, если угодно, процесса антропогенеза, поскольку он связан и с преобразованием экологической ниши человека, и с изменением самого человека. Он проходит очень по-разному в разных частях планеты, в странах с разными цивилизациями. Это и есть проявление общих тенденций самоорганизации, роста разнообразия и сложности организации общества.

Но до первой научно-технической революции процессы модернизации шли столь медленно, что практически не влияли на политическую и экономическую историю. В самом деле, замена каменного оружия на бронзовое, а затем и на железное занимали сотни лет, так же, как и появление других технических новшеств. Все подобные новации на протяжении многих поколений не вносили заметных изменений в жизнь людей. Поэтому усовершенствование технической основы цивилизации фиксировалось лишь на больших временных интервалах, а исторические события проходили как бы вне модернизационного контекста.

Совершенно иная ситуация начала складываться начиная с XVII–XVIII веков, со времен первой научно-технической революции.

Модернизацию иногда отождествляют с понятием вестернизации. Смешение этих двух в принципе очень разных понятий в известной мере обосновано, поскольку технотронная волна поднялась на Западе и постепенно стала перемещаться на Восток, неся, с собой определенные западные стандарты жизни. Первые паровые машины, изменившие облик промышленного производства, начали в первую очередь использоваться в Англии. В XVII веке единственным «Западом» была Англия. Затем процесс «вестернизации» начал распространяться и захватил Нидерланды, Францию, Северную Италию и т.д. Вместе с распространением современного промышленного производства, вместе с технотронной волной происходила, и миграция «западных образцов жизни», отвечающих особенностям новой организации производительных сил, структуре производственных отношений и необходимости подстройки всего уклада быта к новым условиям.

Но все сказанное выше — все, что порождается совершенствованием и обогащением технической базы цивилизации, не означает ее коренной ломки, а, следовательно, и не меняет сколько-нибудь значительно существующую в ней систему ценностей. Хотя и накладывает весьма весомый отпечаток на особенности (главным образом внешние проявления) цивилизации. Вот почему я и взял в кавычки сочетание слов «западные образцы жизни». До поры до времени такие цивилизационные подстройки совершались медленно и почти незаметно. Однако теперь, поскольку скорость модернизации стала очень быстро нарастать, цивилизациям становится очень непросто за относительно большой срок приспособиться к изменяющимся структурам средств производства и новым возможностям потребления. Особенно сложны и неоднозначны процессы модернизации в странах, цивилизация которых носит ярко выраженный традиционный характер.

Совершенно не случайно модернизационная волна пошла именно с Запада. Ориентация личности на поиск нового, на проявление индивидуальной инициативы – это то, что было особенностью западной технотронной цивилизации, – именно им обязана планета появлению этой волны. Энергия и индивидуальная предприимчивость прошлись, конечно, и ранее. Так, в Средние века они выливались в крестовые походы, в эпоху Возрождения – в дальние плавания, первоначальное накопление и завоевание новых земель. Но после первой научно-технической революции открылись новые, теперь уже производственные возможности. Вот почему после того, как состоялось первоначальное накопление, энергия и предприимчивость потенциальных конкистадоров переключались в сферу материального производства и торговли. На этом витке истории человечества цивилизации технотронного типа породили новые стимулы развития общепланерной цивилизации, если уместно употреблять такой термин. Может быть, лучше сказать – дали человечеству новые средства обеспечения собственного общепланетарного гомеостаза.

Но модернизация – это двуликий Янус. Новые возможности обычно сопровождаются и новыми трудностями. С ними оказываются связаны и новые опасности для судеб человека. В конечном счете все те новые блага, которые пришли вместе с переустройством технологической основы цивилизации, – и повышение среднего уровня жизни, и развитие здравоохранения, и, как следствие, небывалый рост продолжительности жизни, и многое другое, что дает научно-технический прогресс, – приводят к экологическому кризису и грозят вселенской катастрофой. И диалектика развития такова, что никакая страна не может остаться в стороне от модернизации, ибо в этом случае «ей станет еще хуже»! Любое отставание в процессе модернизации грозит отбросить страну с основной дороги истории и превратить ее в эксплуатируемый придаток более развитых государств. И в то же время преодоление (лучше сказать – смягчение) экологического кризиса нельзя мыслить вне рамок научно-технического прогресса, развития технологий и других нововведений. Но что на нынешнем этапе истории особенно страшно – модернизация необходимо рождает предпосылки для столкновения цивилизаций. Не стран и народов, как в былые времена, а цивилизаций.

 

Процессы модернизации и цивилизационные разломы

Я уже обратил внимание на то, что модернизация не означает полной реконструкции цивилизации. Многие цивилизационные стандарты, особенно взаимоотношения личности и общества, крайне консервативны и их изменение требует многих поколений. Что же касается изменения структуры производительных сил, технико-технологической основы жизненного устройства, то в нынешнее время все это существенно меняется уже при жизни одного поколения. Кажется, что в этих условиях технотронные цивилизации получают особые преимущества. Но не все так просто: традиционность, технический прогресс и способность к внедрению высших технологий не связаны однозначной зависимостью.

Представляется, что наибольшие трудности в реализации модернизационных процессов должны встречать цивилизации традиционного типа. Но это общее место, ибо вовсе не всегда бывает так, поскольку традиционные цивилизации очень различны. Некоторые особенности цивилизаций этого типа оказываются весьма восприимчивыми к ряду современных тенденций развития процесса модернизации. Более того, они могут оказаться весьма полезными при внедрении некоторых новых технологий в практику производства. Наиболее яркий пример такого утверждения демонстрирует Япония. В самом деле, очевидно, что цивилизация Японии относится к традиционному типу (может быть, даже «архитрадиционному»!), и в то же время именно эта страна по многим позициям идет «впереди Европы всей». И при этом «западной» страной она не сделалась. Я думаю, что японская цивилизация даже более далека от европейской, чем мусульманская цивилизация Ближнего Востока.

Основные мотивы, внутренние стимулы поведения людей в Японии не так уж и изменились со времен сегунов. Та же преданность традициям и старшим, то же стремление к гармонии – не потерять контактов, присущих общине, та же забота патрона о своих служащих вплоть до совместных выпивок… Развитие «высших технологий» при современной доступности информации определяется прежде всего технологической дисциплиной и высокой квалификацией исполнителя. Японцы обладают тем и другим. К этому следует добавить и их практицизм – они принимают любой иностранный технический опыт и легко его приспосабливают под свои жизненные стандарты. И их цивилизация ориентирована на воспитание, образование и коллективные формы деятельности в значительно большей степени, чем евро-американская. В этом отношении японская цивилизация была ближе к нашей, русской, особенности которой ныне так стремятся вытравить господа «демократические западники».

В аналогичном ключе происходит и развитие процессов модернизации в ряде других стран Тихоокеанского региона (Тайвань, Сингапур, Таиланд и др.) при всем различии их культур и миропредставлений. И сейчас, вернее, в ближайшие десятилетия процессы модернизации в Тихоокеанском регионе будут основным вызовом западноевропейской (и американской) цивилизации. И по этому разлому, носящему ярко выраженный цивилизационный характер, неизбежно пройдет новая линия «фронта». Термин «фронт» здесь более или менее условен, и я не думаю, что где-то в нем возникнут горячие точки. Но наиболее острое (хотя и не самое опасное для будущего человечества) противостояние будет, вероятнее всего, именно здесь – по линии разлома этих двух, только внешне совместимых цивилизаций. Эти цивилизационные противостояния уже в ближайшее время способны внести качественные изменения в характер развития политической истории планеты.

Но эти противоречия только в ближайшее время будут играть определяющую роль. Затем ситуация начнет качественно меняться. Но об этом ниже.

Наиболее эффективно (и безболезненно) современный процесс модернизации происходит в тех цивилизациях традиционного типа, где в верхней части шкалы общечеловеческих ценностей стоят дисциплина, почитание старших, принадлежность к коллективу, где светская жизнь не канонизируется церковью, а внешний плюрализм уживается с производственным либерализмом. Именно такими свойствами обладают многие цивилизации Дальнего Востока.

Значительно сложнее дело обстоит в странах мусульманского Востока. Здесь тоже идут процессы модернизации. Но они встречают множество трудностей, которые накладываются на чрезвычайно сложную палитру внутренних, уже межстрановых и клановых противоречий. И появление в этих государствах радикальных и энергичных лидеров типа Каддафи, Хомейни или Хусейна совершенно не случайно. Также, как и то, что они несмотря на все поражения воспринимаются своими народами как герои, ибо они – рафинированные представители цивилизации. И возникновение зоны нестабильности, захватившей все пространство от Инда до Средиземноморья и страны Магриба, является своеобразным цивилизационным ответом на процесс модернизации. Во всяком случае, именно таким мне представляется происходящее в мусульманском мире.

Нельзя, конечно, свести объяснение этих процессов к какому-то единому обстоятельству. Но мне кажется, что одной из причин нестабильности в мусульманском мире является принципиальное неприятие либерализма (и демократии западного образца). Единство светской и религиозной жизни, декларируемое исламом, вырабатывает такие стандарты бытия – общественного и индивидуального – и самого мировосприятия, которые совершенно иные, чем на Западе. Я бы даже сказал, антагонистичные западным меркам. В том числе и представлению о человеческих ценностях.

И в то же время модернизация ведет к утверждению стандартов совершенно определенного вида, которые и были рождены Западом в процессе адаптации его технотронной цивилизации к новым реалиям. Совершенно не случайны идеи либерализации, соревновательности разных видов собственности, плюрализма в общественной сфере и т.д. – они (будем следовать марксистскому стилю мышления) содействуют формированию тех производственных отношений, которые отвечают потребностям развития производительных сил. Раскрепощенный образ мышления оказался эффективным не только в науке и технике, но и обычной повседневности.

Целый ряд политических деятелей мусульманского Востока пытались проводить модернизацию «сверху» на манер Петра Великого. И порой добивались значительного успеха. Наиболее характерен в этом отношении пример Ирана. При шахском правительстве династии Пехлеви эта страна сумела добиться экономического процветания и развить современную промышленность. Но его деятельность не затронула народные глубины и не помешала успешному завершению революции Хомейни и последовавшему затем откату Ирана в своем модернизационном процессе.

В качестве примеров, иллюстрирующих мою точку зрения, я бы привел еще Ливию и Алжир. Мусульманину Каддафи было гораздо легче найти общий язык с безбожным Советским Союзом и его вариантом социализма, чем с христианским либерализмом и демократией Европы и Америки. Ливийских мусульман привлекало в нашей стране не только единство идеологии и политической доктрины, но еще больше – принципиальное неприятие Советским Союзом либеральных доктрин и идейного плюрализма. И Ливия проявляла не классовое или экономическое, а именно цивилизационное противостояние с Западом. Может быть, еще более нагляден существующий цивилизационный разлом в Алжире. Казалось, что полтора века французского господства превратили эту страну в процветающее государство западного типа. Да и несколько миллионов французов вроде бы создали в стране костяк западноевропейской цивилизации. Но, как оказалось, все эти изменения носили совершенно поверхностный характер. Алжир не только не принял модели западного либерализма, но и модель социализма оказалась для него глубоко чуждой.

И что еще очень важно – неприятие новых форм жизни, связанных с модернизацией, лежит глубоко в сознании народа (а может быть, уже и в подсознании), сложившемся за тысячелетия его жизни.

Заметим, что аналогичные обстоятельства имеют место и в республиках бывшего Советского Союза. Процессы модернизации в советское время там зашли весьма далеко, но после распада СССР не произошло отката, подобного тому, который имел место в Алжире после ухода французов или в Иране после революции Хомейни. И секрет в том, что колхозный строй деревни оказался близким к той форме жизни, которая была привычной для этих мусульманских стран: колхоз – это та же махали, а его председатель – всеми принимаемый старейшина. Ну, а промышленность – ее создавали «русскоязычные». И им, по-видимому, придется уезжать. И чем быстрее, тем лучше, как для «русскоязычных», так и для титульных народов этих стран, которых очень мало беспокоит судьба авиационных заводов и урановых рудников. И трудности во взаимоотношениях с европейцами, которые переживает Алжир, однажды неизбежно проявятся и в Узбекистане. Они не будут зависеть от правительства. Строй жизни и традиции сами начнут восставать против утверждения либерализма. А без него невозможно завершить модернизацию.

Вот почему как ответ на развитие модернизационных процессов, в большинстве мусульманских стран расцветает исламский фундаментализм и неизбежно ему сопутствующий терроризм. Если к этому добавить иное представление о ценности «земной» жизни, чем на Западе, понимание того, что оружие массового уничтожения становится доступным не только странам, но и отдельным группам людей, то мы увидим, сколь опасна эта линия цивилизационного разлома.

Я убежден, что линия разлома евро-американской и тихоокеанской цивилизаций, во всяком случае, в обозримом будущем не приведет к «горячим фронтам». Противостояния будут нарастать и дальше, и уже сегодня мы видим ростки будущих трудностей. Но они будут носить прежде всего экономический характер: это будет соревнование в способности эффективно реализовать потенциальные возможности модернизации. И его результат можно предсказать – будет постепенное вытеснение Америки с большинства восточных рынков. В самом деле, тихоокеанские цивилизации более или менее безболезненно приняли те формы жизни, которые сопутствуют модернизации. Но только формы – содержание осталось почти неизменным. Да и формы они подстроили, трансформировали под свои мерки, и нашли новые образцы жизни, интенсифицирующие модернизационные процессы: новая волна модернизации пойдет с Востока!

В исламском мире эти процессы идут совершенно по-иному. И предсказать их развитие гораздо сложнее, ибо религией являются сами формы жизни. Ислам – не только религия, и ее «порядок во взаимоотношении с Богом» – это и отношения между людьми, и образец жизни, усвоенный веками, естественным образом продолжающий доисламские традиции. Но его неприятие либерализма (пожалуй, лучше сказать – некоторых западных стандартов) будет означать отставание в промышленном производстве, в развитии новых идей и технологий. А новые идеи (и способность их индуцировать) как раз и являются тем основным продуктом, который на мировом рынке определяет положение страны в планетарном сообществе (в нынешнее время куда больше, чем запасы минеральных ресурсов). Вот почему неприятие некоторых форм жизни, и главным образом мышления, обрекает народы, их не принявшие, на судьбу неандертальцев в нашей общей экологической нише.

Но добровольно ни один народ не согласится с таким финалом собственной истории. Если он не сможет принять вызова модернизации, то возьмется за оружие. И никакой контроль не помешает сегодня созданию ядерного оружия и средств его доставки. А может быть, и других средств массового уничтожения. И если мировое сообщество не примет мер, не найдет в себе силы для глубокого компромисса и глубокой перестройки своей организации, то уже процессы модернизации могут привести к «горячим фронтам», линии которых пройдут по границам цивилизационных разломов*.

И все же не те противоречия, которые сегодня у всех на виду, противоречия, порождаемые (может быть, лучше – стимулируемые) процессами модернизации, представляют основную опасность для судеб рода человеческого. На линиях цивилизационных разломов благодаря противоречиям, которые стимулируются модернизацией, уже возникают фронты. Но пока еще не ядерные, и я надеюсь, что они и никогда не перерастут в ядерные, ибо у народов всегда есть определенный шанс адаптироваться к требованиям модернизации, приспособить их «под себя», подогнать под свои стандарты, найти приемлемый компромисс со своими традиционными устремлениями. Одним словом, поступить так, как это сумели сделать Япония и остальные промышленные страны Тихоокеанского региона. Но, конечно, по-другому.

Самые опасные противостояния, которые возникнут и уже начинают возникать, будут связаны с проблемами экологии – с проблемами организации единой жизни, под общей крышей непрерывно беднеющей планеты, цивилизаций очень разных, имеющих разные шкалы ценностей, и лежащих в их основе разных духовных миров.

 

О перестройке экологической ниши человечества

Современные процессы модернизации, т. е. технологической, производственной, а, следовательно, и организационной перестройки основы общественного устройства – всего лишь часть, лишь составляющая общего переустройства экологической ниши нашего вида. Она началась не сегодня. Но о ней уместно говорить, как о процессе уже со времен первой промышленной революции, когда человечество нашло эффективные способы использования в промышленности горючих ископаемых, включения в планетарные геохимические циклы материалов, накопленных в биосферах прошлых времен. Но тот факт, что эта перестройка – начало некоторого необратимого процесса, процесса переустройства планеты, ее эволюции и изменения судеб человечества, – стала ощущаться лишь в XX веке. На границе этого же века из разрозненных этносов человечество начало превращаться в единую систему. Обо всем происходящем принято говорить, как об этапе истории человечества. Но мне кажется, что для этого более уместно использовать термин «антропогенез», в очередную фазу которого мы сейчас вступаем.

До последнего времени процесс переустройства планетарной экологической ниши человека был больше связан в его сознании с достижениями науки, производством новых товаров, резким повышением среднего уровня жизни людей, ростом долголетия и т. д. Все отрицательные проявления модернизации долгое время отходили на задний план и только в самое последнее время стали волновать не только интеллектуалов и провидцев вроде монаха Мальтуса и ему подобных. Сегодня мы подошли к началу самого трудного и опасного этапа переустройства нашей экологической ниши, поскольку сталкиваемся с необходимостью практического решения проблемы ресурсов, формирования и распределения обязанностей и ответственности отдельных народов и цивилизаций за судьбы человечества как вида.

Существующих ресурсов явно недостаточно для поддержания стандартов жизни, уже достигнутых в промышленно развитых странах мира. Недостаток полноценной пищи, минеральных ресурсов, чистой воды и воздуха, земли, пригодной для жизни и выращивания злаков, а скоро и кислорода – вот характерные приметы времени и уже зримые признаки надвигающегося кризиса.

Борьба за ресурсы в некотором смысле неизбежна. Тем более что внутри одного вида – это всегда борьба за жизнь со всеми вытекающими последствиями. Никогда в истории человечества она не была столь острой и драматичной, как она будет в наступающую эпоху. Но и никогда человечество не располагало столь развитым «коллективным интеллектом» с его способностью предвидеть результаты тех или иных усилий. Вопрос лишь в том, сможет ли разумное начало справиться с инерцией биосоциальных законов, сможет ли человечество за отпущенное ему время выработать новые принципы нравственности и сделать их законами жизни.

Заметим, что борьба за ресурсы реально уже началась, хотя так же, как и модернизация, такого вида противоречия, еще не рассматриваются в качестве основы возникающих противостояний. Они пока находятся еще на периферии политологической и социологической мысли, хотя многое из происходящего на планете уже можно отнести к проявлению «феномена лемминга». Особенно тогда, когда противостояния имеют характер цивилизационных. И чем дальше, тем большее значение будет иметь в судьбах народов борьба за ресурсы.

Решение проблемы ресурсов, и реализация экологического императива тесно связаны между собой: это две стороны одной и той же медали. Они в равной степени определяют содержание кризиса и возможность сохранения человека в составе биосферы, т. е. его выживание на планете. И становится все более очевидным, что преодолеть надвигающийся кризис чисто техническими средствами невозможно. Как бы ни были важны безотходные технологии, новые методы переработки отходов, очистка рек, повышение норм здравоохранения – они могут лишь облегчить кризис, отсрочить его наступление, дать человечеству тайм-аут для отыскания более кардинальных решений.

Необходимо дать себе отчет в том, что в результате человеческой деятельности нарушилось естественное равновесие (точнее – квазиравновесие) естественных природных циклов, восстановить которые теми методами, которыми мы владеем сегодня, невозможно. У человечества есть две очевидных альтернативы восстановления равновесия. Либо перейти к полной автотрофности, т.е. поселить человека в некой техносфере, либо уменьшить антропогенную нагрузку на биосферу примерно в 10 раз.

Я думаю, что ни одна из этих альтернатив не может быть реализована ни сегодня, ни в обозримое время.

О проблеме автотрофности говорили многие: и Вернадский, и Циолковский, да и ряд других мыслителей всерьез размышляли о ее возможном содержании. При этом Вернадский обсуждал структуры возможных искусственных геохимических циклов, изменения естественного кругооборота веществ. Эти вопросы важны и вне зависимости от проблемы автотрофности, поскольку, так или иначе, но человечество самим фактом активной деятельности уже вмешивается в природу циклов. Безусловно, изучение искусственных биогеохимических циклов и создание специальной дисциплины — своеобразной «общепланетарной технологии» – очень важно для будущего: искусственный кругооборот веществ уже существует и будет играть все большую и большую роль в судьбе планеты и жизни человечества. Но проблема автотрофности в том смысле, как ее понимал Циолковский, т. е. независимости человека от биосферы, – это нечто совсем иное, и к необходимости ее анализа я отношусь скептически. В самом деле, человек – это результат эволюции биосферы, ее развития. Биосфера без человека существовала, и будет существовать, но человечество существовать вне биосферы вряд ли когда-либо сможет. И все разговоры об автотрофности человечества, о возможности существования биологического вида Homo sapiens вне среды, его породившей (во всяком случае, при нынешнем уровне развития науки и техники, психологии человека и его духовного мира), мне представляются абсолютно утопичными и относящимися к области фантастики, а не научного анализа.

Таким образом, первый путь, т.е. ставка на автотрофность, мне представляется абсолютно нереалистичным*.

Второе направление возможных усилий – обеспечение «естественного равновесия», т. е. включение человека в естественные циклы биосферы, также не представляется сколько-нибудь реалистичным. В самом деле, для этого антропогенная нагрузка на биосферу должна быть уменьшена примерно в 10 раз. Это значит, что при нынешней технологии либо количество людей, живущих на планете, должно уменьшиться в 10 раз, либо во столько же раз должны сократиться потребности отдельного человека.

Надо ли говорить, что и то, и другое невозможно!

Поэтому более или менее приемлемый путь выхода из экологического кризиса, если такой выход существует и может быть найден, я вижу в форме некоторой длительной переходной программы изменения общества и окружающей среды, которая должна опираться как на программу технического перевооружения общества (дальнейшего развития технологий, возможно – преимущественно биотехнологий), так и на множество социальных программ — образования и переустройства общества, его потребностей, менталитета и выработки некоторого нравственного императива, о чем речь будет идти ниже. Другими словами, необходима «стратегия человечества» (термин, который я употреблял пока без сколько-нибудь подробной расшифровки), которая означает поиск качественно иного пути развития цивилизации, способного в конечном итоге обеспечить состояние коэволюции природы и общества.

С этих позиций становится очевидным, что связывать будущее человечество с развитием в том направлении, по которому оно шло после неолитической революции и особенно последние столетия, крайне опасно. Это направление уже исчерпало свою потенцию. А декларировать возможность его простого совершенствования, сохранив шкалу привычных приоритетов, еще и вредно, поскольку порождает иллюзии, следование которым может привести только к катастрофе.

Поэтому, пока не поздно, необходимо вложить в понятие «устойчивое развитие» иной смысл, отличный от того, который предлагают политики и экономисты. На самом деле мы должны говорить не об устойчивом развитии, а о стратегии человечества, его совокупных действиях, способных однажды обеспечить коэволюцию человека и окружающей среды. Ее разработка мне представляется самой фундаментальной проблемой науки за всю историю человечества. Может быть, вся история человеческих знаний, нашей общей культуры — всего лишь подготовительный этап для решения этой задачи, от реализации которой зависит и сам факт сохранения в биосфере нашего вида*.

 

Стратегия человечества

Стратегия человечества, т. е. целенаправленная система действий, нужных для облегчения переходного периода, с необходимостью должна иметь две составляющие: технико-технологическое перевооружение и утверждение в сознании людей новой нравственности как еще одного заслона против действия биосоциальных законов. Эти две стороны стратегии — два разных «мира», их утверждение требует разных типов мышления, но они нераздельны. Ни одна из программ ничего не значит без другой. Обсудим их последовательно.

Научно-технологическая компонента стратегии значительно проще – если в энвайронментальных проблемах можно говорить о простоте! Ее разработка – это огромный труд, с которым людям еще придется справиться. Однако очевидно, что мы не сможем в обозримом будущем и в обозримые сроки уменьшить наши потребности в несколько раз. Но мы способны уже в ближайшие десятилетия начать значительно эффективнее использовать природные ресурсы и даже при нынешнем уровне потребностей значительно снизить нагрузку на биосферу. Другими словами, надо научиться бороться с последствиями научно-технического прогресса средствами, которые должно создавать дальнейшее развитие науки и техники. Таков парадокс и такова диалектика развития вида Homo sapiens.

И в деятельности людей уже есть примеры, дающие определенные ориентиры и вскрывающие новые трудности. Вот один из них.

В 1950-х годах силами ученых была совершена так называемая зеленая революция. Ее смысл состоит в создании комплексной технологии земледелия для стран, лежащих в экваториальном поясе. Предложенная технология позволяла в несколько раз увеличить производство зерна и снять тем самым угрозу голода во многих развивающихся странах. Эта технология включала специальную обработку почв, структуру севооборотов, средства защиты растений, подбор сортов и многое другое. В целом каждое из этих мероприятий не представляло какого-либо особого научного достижения. Эффект достигался комплексностью подхода и четким согласованием отдельных операций.

Так или иначе, но во многих странах – в Индии, во многих латиноамериканских странах (Аргентина, Мексика) – проблема недостатка собственного хлеба была снята. Правда, технология производства зерна оказалась весьма дорогой. Ее внедрение потребовало значительных начальных капиталовложений. А это, в свою очередь, повлекло за собой целый ряд социальных последствий, показавших, что дело не только в технологии; о некоторых из этих следствий я скажу ниже. Но путь был указан.

Со времен Мальтуса будущее человечества связывалось с проблемой пищи, недостаток которой считался основной угрозой. Только позднее люди стали понимать, что вопрос куда глубже и не сводится только к проблеме пищи. Но это понимание не сняло продовольственной проблемы. В нынешнее время почти половина населения земного шара недоедает, т.е. живет на грани перманентного голода. Проблема пищи остается одной из центральных.

Зеленая революция, казалось бы, показала путь преодоления этой беды. И, по-видимому, идя по этому пути, т. е. развивая эффективные технологии земледелия, человечество могло бы на обозримом интервале времени обеспечить растущее население планеты достаточным количеством полноценной пищи, т.е. отдалить катастрофу еще на несколько десятков лет. Уже это очень важно! Поэтому программы создания новых технологий сельскохозяйственного производства необходимо должны присутствовать в основе стратегии.

Однако здесь следует сделать одно важное замечание. Можно спорить по поводу того количества людей, которое сможет прокормить планета при самой совершенной организации сельскохозяйственного производства. Но очевидно, что предел очень недалек и без ограничения рождаемости, без весьма жестко регламентированной демографической стратегии обойтись не удастся – правде надо смотреть в глаза!

Но проблема пищи не единственная, которая требует технических решений. А может быть, и не самая опасная. Проблема загрязнений и исчерпания минеральных ресурсов таит в себе еще большие опасности. Они чреваты даже генетическими последствиями, что будет означать перерождение самой природы человека как биологического вида. Что уже является катастрофой. Да и само крупномасштабное стихийное изменение структуры геохимических циклов сулит не только изменение климатических характеристик, но многие пока еще непредсказуемые следствия.

Поэтому технологическая программа должна охватывать множество очень разных направлений человеческой деятельности. Это и безотходные и энергосберегающие технологии, развитие электроники, биотехнологий и т.д. и т.п. Но вся эта деятельность носит локальный, я бы сказал даже – предупредительный характер, ориентированный на тайм-аут.

Здесь я не буду перечислять всех возможных опасностей и мер, необходимых для их предупреждения, – об этом уже многое написано. Следует лишь понять, что равновесие биосферы уже нарушено, и процесс этот развивается по экспоненте. И перед человечеством встают вопросы, с которыми оно никогда ранее не встречалось. И первый из них: можно ли восстановить равновесие и на каком уровне, т. е. каковы будут характеристики этого равновесного состояния? Окажется ли это равновесие пригодным для жизни человека?

У нас ответа на подобные вопросы пока нет! А без него любые программы технологического перевооружения могут носить лишь превентивный характер, не решая ничего, по существу.

И последнее: технологические программы должны сопрягаться с программами социальными. В противном случае технологические усовершенствования могут приводить к дополнительным и очень опасным напряжениям. Пример тому Аргентина, которая в первые послевоенные годы была одной из весьма богатых стран. Великое общечеловеческое благо – зеленая революция – обернулась трагедией для миллионов ее жителей. У большинства крестьян не было денег для внедрения новой технологии, цены на зерно стали падать, а стоимость земли расти. Нетрудно было предвидеть дальнейшее развитие событий. Крестьяне стали продавать землю и уходить в города, рождая люмпенизированный слой общества. На месте крестьянских хозяйств стали возникать латифундии, продуктивность сельского хозяйства возросла, а емкость внутреннего рынка стала сокращаться как шагреневая кожа. Хлеб начал экспортироваться в Европу, обогащая Голландию, Данию… Аргентинские деньги стали оседать в Европе, а Аргентина – стремительно беднеть.

 

Нравственная составляющая

Стратегия человечества, как мы видим, должна иметь две очень разные компоненты: первую – научно-технологическую и вторую – нравственную и социальную. Я очень верю в то, что человечество сможет найти разумные программы технического и технологического перевооружения общепланетарной цивилизации. И для этой веры уже есть реальная основа. Я думаю также, что «общепланетарный интеллект» сможет справиться и с выработкой прогноза о том, что будет представлять собой новое состояние равновесия биосферы и общества, и сформировать систему ограничений и действий, выполнение которых необходимо для перехода человечества в режим коэволюции с биосферой. Другими словами, я считаю вполне реалистичным предположить, что интеллект человечества уже сегодня способен понять, какими должны быть биосфера и общество будущего, чтобы обеспечить дальнейшее существование рода человеческого, и найти принципиальные решения для перехода биосферы и общества в новое состояние. Гарантию этого я вижу в том, что многое уже делается в нужном направлении. Но где гарантия того, что люди захотят принять разумные и даже, может быть, единственно возможные нормы своего поведения, своих действий и захотят перестроить свое общество? Ведь для этого нужны усилия и лишения. И здесь уместно сделать несколько общих замечаний.

Не следует забывать, что биологически мы мало чем отличаемся от охотников за мамонтами. На протяжении миллионов лет жизнь первобытных стад определяли биосоциальные законы, которые оказались к началу палеолитической революции, вероятнее всего, уже закодированными в нашем генетическом аппарате. И теперь, как и тогда, человек вынужден ограничивать действие этих законов. Только теперь нам труднее, хотя и есть то, чего не доставало нашему далекому предку – понимание ситуации.

Нравственность, т.е. нравы и следование им (также, как и многие традиции), как раз и рождается как один из естественных ограничителей действий биосоциальных законов. По мере изменения условий жизни меняются и требования к условиям общежития, т.е. меняются те или иные нравственные принципы. Чаще всего происходит появление новых или ужесточение старых принципов нравственности. Те же цели преследуют и законодательства. В самом деле, ведь любые законы ограничивают действия личности в угоду общественной стабильности. Если они разумны, разумеется.

Утверждение таких общественно необходимых норм и принципов поведения, которые принято называть нравственностью, происходит стихийно, и механизмы этого утверждения весьма малопонятны. Среди них, вероятнее всего, важную роль играют особенности цивилизации – традиции, специфика духовного мира данного народа и многое другое. Определенную роль играет и надорганизменный отбор. Но одно можно утверждать более или менее определенно – в их формировании, а тем более становлении вряд ли когда-либо играло роль какое-нибудь целенаправленное начало. Уж очень много примеров, показывающих, сколь плохо усваиваются любые навязываемые принципы, если они не совмещены с цивилизационными особенностями, впитанными народами в плоть и кровь. Я не говорю о примерах типа морального кодекса строителя коммунизма, который вошел в историю в качестве анекдота. Но даже великие принципы христианства не очень умерили способности инквизиторов и праведных протестантов в их охоте за скальпами. А сколько времени потребовалось лютеранским странам, чтобы превратить отношение к труду, как к «Божьему наказанию», в жизненную цель!

Вот почему я с большой долей сомнения говорю о программах культуры и нравственности. Тем более что одних нравственных начал, т.е. системы нравов, образцов поведения людей будет еще недостаточно. Мне кажется, что необходима более глубокая моральная перестройка самого духа и смысла человеческой культуры. Возможно ли это? И за ограниченное количество времени?

И несмотря на все сомнения я говорю о том, что другого пути у нас нет!

Думая о возможных подходах к решению подобных вопросов, мы переходим уже в сферу духовного мира человека, вторгаемся в его взаимоотношения с обществом, сталкиваемся с проблемой его готовности подчинить сегодняшнее поведение обеспечению будущих поколений. А подобные проблемы уже тесно связаны с особенностями культуры и цивилизаций, и в их решении нет стандартных подходов. И на фоне таких общих гуманитарных проблем предстоит научиться решать проблемы конкретные, которые в наибольшей степени чреваты катастрофическими исходами.

 

Новая модернизация

Одной из первых трудностей, с которой человечеству придется неизбежно столкнуться, окажется объединение проблем создания общепланетарной научно-технической политики и разделения ресурсов, в том числе и интеллектуальных. Несколько разделов этой работы я посвятил модернизации, т.е. процессу естественной (стихийной, спонтанной) перестройки технологического фундамента цивилизации и связанных с ней изменений жизненных стандартов. Но в современных условиях научно-техническая стратегия перехода к режиму коэволюции должна быть еще и направленной: деятельность людей придется подчинить, вероятнее всего, довольно жесткой регламентации. Другими словами, предстоит новая модернизация и куда более трудная, чем предыдущая, поскольку у цивилизации будет меньше и времени, и возможностей адаптироваться к новым условиям жизни. И разные цивилизации будут очень по-разному воспринимать эту новую реальность, эту новую модернизационную волну. Тем более что о ней будут тесно связаны и взаимоотношения с другими странами, и переустройство быта и правил общежития, включая и регламентацию жизни семьи. Во всяком случае, планирование рождаемости – правде надо смотреть в глаза!

И вот здесь мы сталкиваемся с тем, что сказанное, может быть, одними и теми же словами приведет к самому разному пониманию целей и средств этой модернизации. Произнося, например, «права человека» американец будет думать одно, мусульманин – другое, а японец – третье. Кстати, с этим мы уже сталкиваемся сегодня. Руководители и ученые могут договориться о многом, но цивилизации могут не воспринять этой договоренности. И тогда возникнут фронты взаимного непонимания, подозрительности и вражды.

Запад, точнее евро-американская цивилизация, привыкла к лидерству. Не только ее техника, но и атрибуты ее массовой культуры распространились по всей планете. Ее образ жизни и ее уровень кажется общепринятым стандартом, к которому многие стремятся. Но с этим образом жизни, с «американской мечтой» всем придется расставаться, и тяжелее всего это будет сделать самим американцам. И вряд ли огромный патриотически настроенный народ без борьбы откажется от достигнутого.

Развитие ситуации, которая здесь возникнет, предсказать очень трудно. Надо помнить о том, что раскрепощение творческого потенциала личности, ее инициативы и впредь будет крайне важно для человечества: новые технологии, новая организация труда, новые идеи и новые пути в познании мира будут непрерывно возникать в недрах этой цивилизации. Но такая свобода — это двуликий Янус. Она неизбежно станет мешать утверждению ряда новых нравственных начал, ограничивающих инициативу личности, подчиняющих ее некоторым коллективным обязанностям. Мне, например, очень мало понятно, как американец, реализовавший «американскую мечту», т. е. живущий в домике с садиком и имеющий на счету несколько десятков тысяч «зеленых», сможет принять свою принадлежность к одной «команде» с аборигеном Новой Гвинеи (и даже Японии). Я, скорее готов поверить, что его поведение будет напоминать «правила игры» его протестантских предков, которые завоевали Америку. Тем более что речь будет идти о разделе ресурсов, как и в те далекие времена. Другими словами, в богатстве и индивидуализме заложены очень опасные «корни зла», которые придется выкорчевывать. Причем самим американцам. А это будет совсем не просто! А если все останется по-старому, то хуже будет всем.

К тому же потенциальные возможности индивидуализма уже, может быть, и близки к исчерпанию. Мы сетуем у себя в России, что наука, конструкторская деятельность, серьезная литература и музыка не находят спроса. Для себя мы легко находим оправдания в особенностях «смутного времени», когда продавец ларька смотрит свысока на интеллектуала. Но ведь нечто подобное происходит и в США. Наука и интеллектуальный уровень общества поддерживаются в этой стране преимущественно за счет иммигрирующих. Эти процессы требуют глубокого анализа, тем более что при нынешнем поведении общества они неотвратимы!

Определенные преимущества будет иметь в первое время японская цивилизация. Ее коллективизм и дисциплина личности позволят легче приспособиться к меняющимся условиям жизни. Однако в перспективе некоторые особенности японского коллективизма могут оказаться препятствием к дальнейшему развитию в нужном направлении.

Я уже обращал внимание на принцип «забивания гвоздей», на тенденцию нивелировать человеческие достоинства и личные успехи (всем равные оценки в школе, оплата по стажу работы в компании, а не по заслугам и т. д.). Значит, тогда, когда понадобятся предельное напряжение творческих сил, фантазии для отыскания приемлемых решений, японская цивилизация снова может оказаться в стороне от основного русла «планетарной перестройки» (если найдется интеллектуальный лидер!). Вспомним, что Курилы начали осваивать не японцы, а русские, которые пришли пешком из Москвы! Это ли не тест для размышлений?

Далее, японская цивилизация очень далека от других цивилизаций Тихоокеанского региона. И китайцам или вьетнамцам порой куда легче найти общий язык с европейцами, чем со своими соседями. И подобная трудность контактов сочетается у японцев с глубокой убежденностью в абсолютном превосходстве собственной цивилизации, в том, что именно она должна дать стандарты будущей жизни. Поэтому по границам японской цивилизации тоже неизбежны глубокие цивилизационные разломы и конфронтационные ситуации.

Но особенно опасный разлом возникнет на границах цивилизации мусульманского мира.

Если японской, китайской и другим цивилизациям Тихоокеанского региона из-за присущего им коллективизма и дисциплины будет, вероятно, легче, чем Западу, принять необходимые ограничения во имя общества в целом, то в мусульманском мире «западная регламентация» окажется совершенно неприемлемой. Она противоречит шариату и с ним несовместима. Тем более что стеснение своей жизни (и особенно ограничение рождаемости) нужно не для спасения лишь «правоверных», а и всех тех «неверных», которые населяют остальную часть земного шара. Как здесь добиться взаимопонимания, как выстроить вектор совместных усилий — от ответа на эти вопросы зависит наша общая судьба – и «правоверных», и «неверных»! Тем более что у первых неизбежно и достаточно скоро окажется в руках ядерное оружие.

Вот в такой интерпретации мне представляется та проблема, которую ныне принято называть «проблемой Север — Юг». Но эта картина не будет достаточно отчетливой, если мы не примем во внимание существование грандиозного пространства северной Евразии, которая сегодня называется Россией.

 

Россия — каково ее слово?

В той совершенно новой геополитической ситуации, которая начинает складываться на планете, очень важно понять место и роль России, ее возможные перспективы. И не только с точки зрения русского человека, а и с позиции ее возможного вклада в общепланетарный процесс и в предотвращение или смягчение конфронтации по линиям цивилизационных разломов. Но сначала поговорим о чисто российских проблемах.

Я вижу две разные ипостаси, способные кардинально повлиять на судьбу России. Первая – это ее географическое положение. Север Евразии – мост между двумя очень разными цивилизациями, позволяющий использовать опыт и мудрость обоих берегов. Да и уровень нашей жизни совсем не американский, и нам куда легче, чем Западу, принять неизбежные ограничения экологического императива.

Вторая – система традиций России, позволяющая сочетать многие особенности европейского Запада и тихоокеанского Востока. Разумное использование этих возможностей определит и достаточно оптимистические перспективы. Оптимизм, конечно, весьма условный – в надвигающемся кризисе наша страна может оказаться лишь в положении несколько более легком, чем многие другие страны, и линии наших цивилизационных границ легче сохранить как границы холодных противостояний, чем многие другие линии разломов. Но эти оптимистические возможности еще следует умело реализовать. А на нашем политическом горизонте пока не видно общественных деятелей, способных достаточно глубоко и отчетливо понять специфику переживаемой эпохи.

Есть еще некоторые трудности, которые могут обернуться общепланетарной катастрофой. Трагедией распада Советского Союза мы отброшены далеко назад. Сегодня нация пока не готова откликнуться на масштабные дела, как это случилось с нашей страной после окончания гражданской войны, когда был принят план ГОЭЛРО, или после Великой Отечественной войны, когда народ взялся за восстановление страны. Духовный настрой совершенно иной. Разделить, украсть или где-нибудь что-то заработать – на это толкает людей наша действительность и воля «демократов».

Мы бесконечно слабеем и начинаем напоминать собаку на сене, ибо под нами несметные сокровища разнообразных ресурсов, столь нужные всем. Это и залежи ископаемых, и бескрайние малозаселенные территории. У нас все это могут легко отнять, даже без сполохов ядерных ударов, если мы сегодня по-хозяйски не распорядимся своим будущим. Но подобное развитие событий может однажды переполнить чашу терпения народа и тогда… Я не настолько ценю мудрость соседних цивилизаций, чтобы поверить в то, что они способны понять, сколь важно для всей планеты иметь сильную Россию, интеллект и ресурсы которой могут сыграть выдающуюся роль в утверждении нового равновесия человечества и природы.

Я уже попытался объяснить свое видение складывающейся геополитической ситуации: все нарастающее противостояние группы тихоокеанских и атлантической (евро-американской) цивилизаций, однако не переходящее в вооруженную борьбу, и появление «горячих фронтов» на линиях разломов мусульманской и других цивилизаций, грозящих ядерной катастрофой. И прежде всего евро-американской цивилизации, перестройка которой будет неизбежно сопровождаться снижением уровня жизни и ограничением в использовании природных ресурсов. А на это вряд ли легко пойдут сегодняшние лидеры технотронной цивилизации.

Вот в этой ситуации роль России может оказаться чрезвычайно важной. И дело не в том, что у нас есть ресурсы, нужные всей планете, и наше географическое положение как бы связывает в единое целое все Северное полушарие. Россия обладает уникальным ядерным потенциалом сдерживания. Если к этому добавить, что тысячелетие совместной жизни с мусульманскими народами дало нам тоже уникальный опыт, то не очень трудно увидеть, сколь эффективной может оказаться наша роль «учредителей компромиссов».

Именно компромиссов, ибо мир XXI века либо перестанет существовать, либо сделается миром компромиссов. И есть все объективные предпосылки для устойчивых компромиссов: эра антагонистических конфликтов ушла в прошлое, теперь у всех цивилизаций наряду с их собственными целями возникла и общая цель – обеспечить сохранение на Земле человечества.

Но это уже специальная тема, требующая более глубокого уровня политологического анализа. Пока же мне трудно назвать политиков, которые на этот счет имеют свое мнение.

 

Заключение

Мне кажется, что современная политология с необходимостью должна обрести новые горизонты. Экологические императивы приведут к новому видению расклада сил, причин и характера, возможных конфронтации. Очень важно почувствовать динамику происходящего и темпы нарастания конфронтационных явлений. Но нужно видеть и существование демпфирующих факторов, разумное использование которых может способствовать отступлению непосредственной опасности и дать людям время оглядеться и найти приемлемые решения.

В качестве основного вывода проведенного анализа я полагаю необходимым четко заявить о том, что никакого устойчивого развития в том примитивном смысле, в каком этот термин вошел в официальные документы (в том числе и в решения конференции в Рио-де-Жанейро), в нынешних условиях быть не может.

Термин «устойчивое развитие» можно использовать, но его следует трактовать по-иному – как обозначение стратегии переходного периода, в результате которого может возникнуть режим коэволюции человека и природы.

Сегодня мы еще не готовы к тому, чтобы говорить о стратегии переходного периода как о некотором целостном замысле. Тем не менее, уже просматривается несколько направлений человеческой деятельности, которые могут сыграть роль обоснования будущей стратегии, и, может быть, ее первых шагов. Вот некоторые из них:

а)       изучение структуры коэволюции как некоторого равновесного состояния природы и общества (используя понятие «равновесное состояние», я в действительности имею в виду некоторое квазиравновесие, когда характерное время изменения параметров биосферы достаточно велико, во всяком случае, значительно больше времени жизни одного поколения);

б)       разработка возможных вариантов технико-технологического преобразования производительных сил и выработка соответствующих рекомендаций правительствам и корпорациям;

в)       изучение особенностей новой модернизационной волны и попытка прогнозировать возможные реакции на нее различных цивилизаций;

г)       политологический анализ возможных противостояний и выявление наиболее опасных цивилизационных рубежей и отдельных точек, их серьезное, не политиканствующее обсуждение на общепланетарном уровне;

д)       ну и самое главное — проинформировать общество о реальном состоянии дел, лишить его возможных иллюзий и начать его экологическое и политологическое просвещение с ориентацией на то общее, что должны содержать все цивилизации XXI века.

Сегодня говорят о необходимости формирования новой нравственности. Разговор о нравственности и ее утверждение действительно необходимы. Без этого у человечества не будет будущего. Но я совсем не убежден, что надо изобретать какие-либо новые принципы взаимоотношения людей. Необходимое уже сказано – это принципы Нагорной проповеди. Если бы они действительно вошли в плоть и кровь людей, если бы люди научились «любить людей» и чувствовать ответственность за судьбу других независимо от цвета кожи и принадлежности к той или иной цивилизации, то отыскание необходимых компромиссов, вероятно, не составляло бы проблемы.

Но вот как добиться, чтобы эти принципы стали настоящим человеческим alter ego, – и есть главный вопрос. И для его решения формирования нравственных принципов недостаточно! Мы переходим в сферу морали — понятия более тонкого, связанного с духовным миром человека, его ориентацией на внутренние ценности. Так от вопросов экологии и политологии мы неизбежно должны перейти к обсуждению проблем эволюции внутреннего мира человека. Вот здесь, как я в этом убежден, и лежит ключ к самому главному — сохранению вида Homo sapiens на планете.

1994 г.

================

 

Степанов Станислав Александрович,

доктор педагогических наук,
профессор МНЭПУ,
руководитель научной школы
«Никита Моисеев и современный мир» 

ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ НАЦИОНАЛИЗМА В ЕВРОПЕ
И КАК К НЕЙ ОТНОСИТЬСЯ В РОССИИ[3]

 

Автор широко известной в начале прошлого века брошюры и по нынешнему определению – политического бестселлера «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» и не мог предполагать, что его полемическая работа – анализ ситуации и назидание молодым политикам может быть актуальна и через сто лет. Речь идет о той нетерпимости к своим политическим оппонентам, нежелании и неумении работать с парламентским большинством и национальными меньшинствами в обществе, наконец, прямо-таки о болезненной страсти к перекройке политических и национально-культурных традиций и действительности, которыми страдают определенные лидеры националистически ориентированных партий и главы некоторых стран Балтии – бывших друзей по СССР, а также союзников по соцлагерю.

Доказывая новым союзникам по объединенной Европе свою исконную «западность», «зрелую независимость и самостоятельность», эти политические лидеры решили приумножить свои шансы – встать в один ряд с политической когортой старой Европы за счет всяческого уничижения бывшей своей метрополии – СССР и его преемника – новой России и фальсификации недавней истории отечества, в котором они жили.

Накануне и в год 70-летия окончания Второй мировой войны эти т.н. младоевропейцы на волне усиленно подогреваемого национализма договорились, что называется, «до ручки»: о необходимости пересмотра итогов минувшей войны, закрепленных решениями Нюрнбергского военного трибунала, Уставом ООН, Хельсинским актом Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе; о приравнивании гитлеровского нацизма и советского коммунизма; о равной ответственности нацистской Германии и СССР в развязывании Второй мировой войны; о приравнивании немецко-фашистской оккупации и освободительной миссии Красной Армии в Европе, наконец, о героизме национальных соединений (латышских, эстонских, литовских и др.) в рядах войск СС нацистской Германии в борьбе за национальную независимость стран Балтии.

Политические игры этих деятелей вокруг трагической страницы мировой истории подогреваются маниакальной идеей получить не только политические, но и экономические дивиденды — взыскать с России миллиарды евро в качестве материальной и моральной компенсации за т.н. «попранную независимость» и «оккупацию» в советские годы.

Казалось бы, аргументация этих деятелей, замешанная на шовинистическом национализме, усиливается решением Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) об объявлении 23 августа международным днем памяти жертв нацистского и сталинского тоталитарных режимов. Если бы эти политики – в большинстве своем выпускники советских вузов до конца усвоили основные мысли автора упомянутого выше политического бестселлера и понимали бы разницу между сталинизмом как специфичной формой государственного управления и нацизмом – человеконенавистнической идеологией порабощения одной расой других рас и народов, не пришлось бы говорить об оголтелости национализма младоевропейцев и актуальности в этом дискурсе фразы М. Салтыкова-Щедрина «Егорушке было под шестьдесят лет, но глуп он был как бы в расцвете сил».

Политизация научных споров некоторых зарубежных и отечественных ученых приводит к сознательному искажению и фальсификации истории войны и ее последствий в угоду политической конъюнктуре, превращается в растущую угрозу массовому сознанию и требует адекватной реакции со стороны ученых, историков и политологов нашей страны и зарубежных стран, свободных от политических пристрастий и амбиций.

Это тем боле актуально, что в последние годы наблюдается все более углубляющийся разрыв между историей (т.е. знанием о том, что происходило) и памятью, т.е. мифологизированным представлением о прошедшем.

Есть многовековые мифы, ставшие частью национального самосознания, которые не следует менять. И есть исторические мифы нашего времени, сознательно создаваемые как инструменты идеологического влияния на массы и информационной войны.

Так, к мифам предвоенной и военной поры, как мы уже понимаем, относятся: «полная и окончательная победа социализма в СССР», «миролюбивая внешняя политика СССР», полководческий талант главного командования и «маршала победы» и т.д. и, ставшие официальной схемой истории нашего отечества и исторического образования молодежи на протяжении более чем полувека.

Причем, мотивами мифологизации истории и фальсификации отдельных исторических событий выступают интересы лидеров отдельных политических партий в дальнем и ближнем зарубежье.

Примером проявления таких интересов является также попытка некоторых политических сил внутри России отрицать, например, наличие подлинных документов, подтверждающих трагедию пленных польских офицеров и польской элиты в Катыни и других регионах СССР, а также подлинность документов, информировавших Сталина об угрозе нападения Германии 22 июня 1941 г. на СССР.

Примером же манипуляции исторической памятью и фальсификации исторических событий минувшей войны являются попытки различных трактовок ее истории. Одновременно отдельные отечественные и зарубежные историки пытаются убедить читателей, что все в советской истории было либо «неправильным», либо вовсе «преступным»; признать агрессором не нацистскую Германию, а СССР.

 

Методы фальсификации разнообразны:

  • подлог информации, когда объяснение и интерпретация определенных исторических событий основаны на использовании недостоверных источников;
  • выстраивание ложных причинно-следственных связей путем манипуляции хронологией, когда неразрывные между собой события, имеющие давно доказанные и признанные в научном мире и в политике причинно-следственные связи, представляются изолированно друг от друга. Например, рассмотрение советско-германского договора от 23 сентября 1939 г. изолированно от Мюнхенского соглашения (1938 г.) и приписывание пакту Молотова-Риббентропа решающего значения в развязывании Второй мировой войны;
  • манипуляции отдельными историческими событиями и личностями. Например, относительно генерала А. Власова, которого пытаются представить одним из ведущих деятелей российской истории прошлого века, или возвеличивание заслуг Г. Жукова до «маршала победы».

В связи с этим следует согласиться с утверждением российского политолога С. Черняховского о том, что в обществе постмодерна победы недостаточно завоевать. Их нужно постоянно отстаивать. В том числе информационно. Специфика современного общества, по мнению этого ученого, заключается в том, что стал возможен массовый выброс информации в социум, и человек, не имеющий навыка оценивать подобные информационные потоки, начинает верить в те трактовки, которые чаще звучат в информационном пространстве. Оценку любого исторического события можно поменять не за счет ознакомления с теми или иными подлинными обстоятельствами дела, а за счет активного эмоционального повторения иных, совершенно произвольных оценок[4].

Сторонникам исторических фальсификаций и политических манипуляций в новых европейских странах следовало бы помнить:

  1. В Шомонском трактате (1814г.)[5] союзников-победителей наполеоновской Франции, в его секретных статьях, было определено послевоенное устройство в Европе, а также впервые в истории международных отношений в этом документе были официально ранжированы страны по степени их значимости. Страны делились на «великие державы» (Австрия, Великобритания, Пруссия, Россия и Франция); «крупные державы (Португалия, Испания, Швеция); «серединные державы» (Ганновер, Бавария, Вюртемберг) и «малые» государства – остальные. В 1900 году состоялась первая встреча Восьмерки – пяти старых великих держав – Австро-Венгрии (бывшие Австрия и Пруссия), Великобритании, Франции, России и трех новых – США, Италии, Японии. Однако начало ХХ века показало хрупкость и несовершенство этого первого международного регулятора мира, что и привело к Первой мировой войне.
  2. Версальский мирный договор (1919г.), подписанный Германией и странами Антанты (кроме России), который подвел черту под Первой мировой войной и учредил Лигу наций, стал в тоже время в руках реваншистов-националистов в Германии миной замедленного действия для всей Европы. Приход Гитлера к власти и культивирование нацизма как государственной идеологии зажгли бикфордов шнур к этой мине и сделали новую войну неотвратимой.
  3. Насильственное присоединение (аншлюс) к Германии независимой Австрии, мюнхенский сговор Великобритании и Франции с Германией по расчленению территории независимой Чехословакии за спиной СССР в качестве «умиротворения» Германии в 1938 г., а затем договор о ненападении (пакт Молотова-Риббентропа) СССР и Германии в 1939 г. – все это этапы постепенного сползания мира к новой войне.

Безусловно, территориальные интересы Германии и СССР, обозначенные в секретных приложениях к пакту Молотова Риббентропа, не украсили с моральной точки зрения их подписантов (о чем говорил премьер новой России В.В. Путин на мероприятии в Польше в связи с 70-летием начала Второй мировой войны), а лишь закрепили практику аналогичных соглашений великих держав прошлого, что и было подтверждено соглашениями Великобритании, Франции и гитлеровской

Германии по Австрии и Чехословакии, а затем в решениях антигитлеровской коалиции в ходе Ялтинской и Потсдамской конференций.

  1. В решении ПАСЕ вместе с тем просматривается некая политическая мудрость объединенной Европы – ее политики не поставили знак равенства между нацизмом и коммунизмом, но объявили преступными именно нацистский режим как человеконенавистническую идеологию и сталинский режим как метод тоталитарного правления.

Как видно из сказанного, нынешние националисты новых стран Европы далеки от понимания этих тонкостей, как и того, что советский народ, несмотря на полный разгром регулярной Красной Армии в 1941 году из-за мудрого руководства «великого кормчего», нашел в себе силы, восстановил свою армию и в составе антигитлеровской коалиции (Великобритания, Франция, СССР и США) освободил свою территорию и народы стран Восточной Европы и Австрии от нацистских оккупантов. При этом следует помнить, что на территориях прибалтийских республик, Молдавии и Карело-финской ССР гитлеровцами было преднамеренно истреблено 708 тыс. человек гражданского населения, в т.ч.  свыше 30 тыс.  детей.  За освобождение этих территорий погибло 353 тыс.  советских воинов. Кроме того, при освобождении Европы (Польша, Чехословакия, Финляндия, Венгрия, Германия, Румыния, Болгария, Австрия, Югославия, Норвегия), Китая и Северной Кореи в ходе Второй мировой войны погибло свыше 2,3 млн. советских военнослужащих. Всего же потери СССР составили 26,7 млн. человек, в т.ч. 18,0 млн.  чел.  гражданского населения.[6]

Потери СССР – это тот несоизмеримый вклад народов нашей страны в победу над нацистской Германией, который затмевает собой праведные и неправедные действия руководства СССР накануне и после Второй мировой войны.

  1. Утверждения некоторых политиков новых европейских стран об оккупационном характере освободительной миссии Красной Армии и освободительном характере национальных формирований в составе войск СС, а также попытки выдавливания из стран Балтии русскоязычного населения, как виновников  и наследников т.н. «оккупации» и «оккупантов» ставят этих политиков в неправовое поле в объединенной Европе, подчеркивает маргинальный характер этих стран с их комплексом исторической неполноценности и граничит с националистическим экстремизмом.

История Второй мировой войны и участия в ней СССР должна стать предметом дальнейших международных научных исследований причин и последствий этой войны, являющихся сегодня в помыслах националистически настроенных политиков объектом фальсификации и пересмотра ее итогов.

Ответ на вопрос: Почему в бывших социалистических странах и новых странах Европы по-разному относятся к освободительной миссии Красной Армии в минувшей войне? Цель фальсификации роли СССР во Второй мировой войне и послевоенном развитии этих стран? Нужно искать на основе историко-политологического подхода и современного понимания реального социализма, а также с учетом существующих взглядов в обществе и общечеловеческих, цивилизационных ценностей, которых стала придерживаться новая Россия. Это тем более важно, что, как заметил зарубежный аналитик, тень сталинских преступлений омрачает память о войне и в самой России: «Глянцевая официальная версия истории практически не оставляет места для признания бесчеловечности, проявленной к собственному народу советской властью»[7]

У немецких и российских историков имеются проблемные вопросы истории Второй мировой войны, которые дебатировались еще летом 1986 г. В ФРГ в ходе «спора историков», но думается, подчеркивал германский историк Г. Юбершер, не оставляет сомнения факт германской агрессии против СССР и «функциональная взаимосвязь между холокостом и операцией «Барбаросса», чтобы на следующем возможном витке «спора историков» не возникали вновь судорожные поиски новых аргументов в пользу предположений о «справедливом» превентивном ударе или же об «оборонительной миссии» вермахта»[8].

Один из ключевых вопросов разногласий историков и политиков в оценке роли СССР во Второй мировой войне и предмет политических спекуляций и фальсификации – нарушенная независимость стран Балтии.

Так, Ю. Афанасьев отмечает, что последствия принятия пакта Молотова-Риббентропа, если его рассматривать с точки зрения значимости для различных народов, «отразились на судьбах народов Прибалтики и России далеко не одинаково. Для России этот пакт – пусть важное, но не основополагающее событие. Для стран же Прибалтики оккупация, аннексия, депортации, «рациональное размещение производительных сил» обернулись трагической демографией и реальностью национальной катастрофы…независимость стран Балтии по-прежнему остается для русских чем-то внешним и чуждым»[9].

В то же время, по утверждению работника государственного латвийского Военного музея Ю. Цыгановса в латышской части общества минувшая война не воспринимается как освободительная, а Советы и русские – как освободители[10]. Однако, помня вклад латышских стрелков в годы гражданской войны и почти двухсотлетнее совместное проживание, трудно согласиться с категоричностью данного утверждения, как мнения всего латышского народа, даже если не брать во внимание россиян, приехавших в Латвию по оргнабору в 1940, 1946-48гг.

Нетрудно представить участь народов Балтии в случае победы гитлеризма: по планам Гитлера никаких таких наций, как эстонцы, литовцы и латыши, не должно было сохраниться. Они должны были превратиться в свинопасов и горничных для Третьего Рейха. Именно в составе СССР латыши, литовцы и эстонцы имели национальные академии наук, свою техническую, гуманитарную и военную интеллигенцию; получали достойное образование; во всех властных структурах на республиканском и союзном уровнях они были пропорционально представлены. По мнению Н. Нарочницкой от октябрьского переворота в 1917 году «выиграли именно Прибалтийские государства. Они стали независимыми, промышленно развитыми государствами, членами объединенной Европы. Пострадали больше русские, потеряв свои исконные территории»[11].

Представляя прошлый период истории совместного проживания в СССР как национальную трагедию, а себя жертвами коммунистического режима, эстонский историк Туне Келам, выражая мнение националистического руководства политических партий, невольно выдает секрет — в чьих интересах нужна фальсификация недавнего советского прошлого: «Европейскому союзу необходима единая интерпретация европейской истории, чтобы не было противоречий в объяснениях, которые не позволят усугубиться под влиянием заинтересованных левых сил» (выделено мною – С.А.)[12]. Разный уровень политической культуры и исторической памяти в странах, освобожденных Красной Армией от нацистских оккупантов, определяет и политическую направленность отношений с Российской Федерацией – преемником СССР и ставит их перед выбором рассматривать ли понятие «нация» исключительно в этническом смысле, характерном для националистов стран Балтии или в европейском  смысле – как общности, объединенной историко-культурным, территориально-географическим, государственно-политическим и  экономическим началом.

Так, 758 лет совместного проживания стран Балтии и Молдовы в составе сначала Российской империи, а затем СССР не могут быть перечеркнуты желанием отдельных политиков строить свои отношения с новой Россией на русофобских настроениях и подсчетах финансовых претензий к ней от так называемой «оккупации».

Таблица

Народы отдельных республик в составе Российской империи и СССР[13]

 

Республика Количество лет*
   
Украина 337
Эстония 249
Беларусь 196
Молдова 178
Латвия 176
Литва 155

*В том числе 3 года немецкой оккупации 1941-1944гг.

 

Национализм, имеющий европейские, западные корни, как концептуальные рамки, в которых находится общая система государств, в условиях политических, экономических, демографических и экологических процессов глобализации, в последней трети прошлого Века стал трансформироваться гражданские национальные государства с признанием и развитием этнических различий, развитием политики мультикультурализма. После распада СССР, на волне демократизации, традиционно этнические национальные государства стали превращаться в более гражданские. Так, в 1997 г. Посткоммунистическая конституция Польши определила польскую нацию как совокупность всех граждан Республики Польша. Сегодня в мире неуклонно растет количество гражданских национальных государств, а сугубо национальных, этнических – уменьшается.

Шовинистический национализм, замешанный на русофобии, превращается в политический фарс, показывающий неприемлемую для современной Европы болезнь национализма. Всемирно признанный политический оппонент коммунизма в лице большевистского социализма У. Черчилль в день нападением нацистской Германии на СССР 22 июня 1941 г. сделал историческое заявление, которое можно назвать элементарным курсом политграмоты для скорейшего выздоровления от детской болезни национализма в нынешней Европе: «Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма (имеется в виду практика воплощения социализма в СССР – С.А.). У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности…». А против русофобии и национального экстремизма мудрый политик заявил: «Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен… Я вижу десятки русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с её щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран…». И далее: «Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, – наши враги»[14].

Политические манипуляции национальной историей в Украине, Молдове, странах Балтии четко подходит под современное политологическое определение оруэллизм, обозначающее пропагандистское манипулирование фактами, словами и понятиями, целенаправленное искажение правды, исторического прошлого, истины, характерное не только для тоталитарных режимов (Дж. Оруэлл. «1984»), но и являющееся предупреждением и для демократии, — что в случае снижения общего культурного уровня, господства бездуховности в демократическом обществе, соединенных с пассивностью большинства народа, на определенном этапе его существования не исключает объединение группы людей, воли и интеллекта (бюрократической аристократии, экспертов общественного мнения, профессиональных политиков, ученых, пропагандистов) вокруг определенной цели[15].

Осуществление националистических идей в ущерб интересам национальных меньшинств, к которым сегодня относятся русские и русскоязычное население стран Балтии, стремление их выдавить из этих  стран – это как раз та цель, вокруг которой  строится  националистическая  политика, рассчитанная на политическую слепоту и бездуховность титульных наций, на забвение и насильственное исключение из исторической памяти народов сотен лет совместного проживания, экономического, политического и национально-культурного развития. Националистическая политика, рассчитанная на политическую слепоту и бездуховность титульных наций, на забвение и насильственное исключение из исторической памяти народов сотен лет совместного проживания, экономического, политического и национально-культурного развития.

Рассматривая анатомию националистической болезни у наших ближайших соседей нельзя, не обратить внимание на сиюминутный, конъюнктурный характер национализма как инструмента захвата и удержания власти. После распада СССР жизнь, отмечает известный политик, налаживалась лишь в тех немногих республиках, где у руля оказались профессионалы-управленцы, кто следовал принципу: «Сначала экономика, а политика – потом» – не отвергая демократические реформы, но проводя их достаточно осторожно, чтобы не втянуть общество в перманентную борьбу за власть[16].

Верный способ укрепиться во власти – поиск врага и всяческое его поношение. Его активно и используют наши ближайшие соседи по нашему общему дому, который называется Европа, говоря о единой интерпретации истории. Это испытанный, проверенный многими веками политический прием. Но, негодный, – в настоящее время политической, экономической, национально-культурной интеграции в общем процессе, называемом глобализацией. И для придания этому процессу позитивного направления в мире объявлена концепция устойчивого развития, реализация которой только совместными усилиями всех стран позволит справиться с проблемами международного терроризма, нарко- и работорговли, экономических и экологического кризисов, нехватки природных ресурсов, негативных последствий изменения климата и т.д.

Поэтому единственно правильный путь разработки и изложения европейской и всей мировой истории – соблюдение принципа уважительного отношения к прошлому всякой страны, каждого народа, этноса, и на этой основе формировать «позитивный образ соседа». Это нужно не столько нам, — пережившим катаклизмы конца прошлого века, сколько нашим детям и внукам, будущим поколениям людей, на плечи которых некоторые политики пытаются переложить груз и ответственность нерешенных сегодня ими проблем.

Как относиться в России к этим политикам и вспышке национализма в Европе? Спокойно. Терпеливо и вдумчиво выслушивая аргументы и, дискутируя, по существу. Всякий раз ненавязчиво напоминать: откуда появился человек и как образовался социум. Обращать внимание на значение окружающей природной и социальной среды на формирование вчерашнего и сегодняшнего миропонимания и условий жизни.

Особый вопрос об ущербе гражданам зарубежных стран, нанесенном сталинской репрессивной системой. Послевоенной демократической и денацифицированной Германии потребовалось почти пятьдесят лет для осмысления и осуществления материальной компенсации гражданам Европы, привлеченным к принудительным каторжным работам на третий рейх. Новая демократическая Россия не избежит этого шага, но время для него будет отдаляться по мере настойчивого подсчета странами Балтии так называемого советского ущерба, при непредвзятом подсчете которого, по моему твердому убеждению, счет, в конечном итоге, будет не в пользу инициаторов этой бухгалтерии.

Нашим ближайшим соседям нужно помочь уяснить, что всякая русофобия и особенно русофобия, замешанная на ревизии итогов минувшей большой войны, на умалении роли народов советской державы в победе над гитлеровскими захватчиками, на прославлении нацистских преступников и их пособников – все это будет постоянным фактором напряжения в отношениях с Россией. Пока не уйдут из жизни последние участники войны, их дети, внуки и родственники, испытавшие на себе тяготы войны и послевоенной разрухи, а также разочарования в своих соседях и правителях – до тех пор будут непримиримы политики и народы, прежде жившие в одной семье, имя которой – советский народ. Наконец, альтернатива русофобии и детской болезни национализма младоевропейцев – терпеливая терапия выстраивания добропорядочных отношений с большим по территории и с великой историей соседом, основанных на прагматизме взаимной экономической выгоды, культурных, научно-образовательных и других гуманитарных контактов, и обменов, на формировании образа доброжелательного и равноправного соседа. Этому обязывает и россиян, и политических лидеров соседних стран сам факт проживания в качестве национальных меньшинств сотен тысяч русских и русскоговорящих людей. За благополучие и достойный уровень их жизни ответственны все политики по обе стороны российской границы.

Уроки детской болезни в коммунизме и национализме должны быть усвоены также по обе стороны российской границы и чем быстрее это произойдет, тем увереннее и успешнее будут преодолеваться негативные последствия минувших войн, тоталитарных режимов, объективных и субъективных процессов глобализации.

Анализ сложнейших проблем становления новых национальных государств после распада СССР и их идентификации в условиях европейской интеграции и противоречивых процессов глобализации позволяет сделать важные методологические выводы:

  1. Попытка социалистического эксперимента в России вне демократических основ и ценностей личности привела к крушению общества и распаду советского государства. Этому в значительной степени способствовали т.н. «ленинская национальная политика», Вторая мировая война и цена победы, доставшейся советскому народу.
  2. Манипулирование историей России и Второй мировой войны и попытка пересмотра ее итогов в интересах отдельных политических движений и лидеров стран – это тупиковая ситуация, противоречащая тенденции мировой интеграции культур, информации, экономик.
  3. Попытки фальсификация истории и пересмотра итогов Второй мировой войны будут ослабляться по мере устранения «белых» пятен в историографии и препятствий для доступа исследователей к документам той поры.

Нас разделяют символы прошлого, но должны объединить задачи будущего – весьма актуальный сегодня девиз ученых. Среди задач настоящего и будущего – это реализация концепции устойчивого развития сообществ в условиях глобализации, ее вызовов и рисков в том числе: негативные последствия глобального изменения климата, экономическое неравенство и бедность, критическое уменьшение и нерациональное использование природных ресурсов, международный терроризм и опасность большой войны и, наконец, глобальный экологический кризис.

Среди актуальных задач нынешнего поколения россиян и их зарубежных друзей – чтить память погибших в минувшей войне и достойно содержать их могилы.

==================

 

Черняховский Сергей Феликсович,

доктор политических наук,
профессор,
действительный член Академии политических наук,
член Научного совета
Российского военно-исторического общества

 

ДЕНЬ ПОДВИГА. БИТВА ЗА БУДУЩЕЕ…[17]

 

Вопрос не в том, готов ли ты к началу войны, а в том, готов ли ты в ней победить. Равно как и вопрос не в том, чем война начинается, вопрос в том, чем она заканчивается.

22 июня – день безусловной трагедии. Открыто оспорить трагичность этого дня не смеет никто. Хотя есть те, кто хотел бы этот день превратить в день обвинения. И не потому, что они хотели бы определить виновных, а потому, что слишком не любят как страну, которую должны были бы считать своей Родиной, так и тот строй, который существовал в ней во времена Великой Отечественной войны.

В их вопросах о том, почему эта война началась с поражений, – не боль за погибших и не возмущение национального достоинства. В них – отчаяние несбывшейся надежды и досады на то, что первые поражения страны и строя в итоге обернулись его колоссальной Победой. Что этот день стал не днем начала крушения СССР, а днем начала Великого Подвига и восхождения к вершинам могущества, которых никогда ранее не достигала Россия.

Они постоянно поднимают вопрос о причинах первых неудач.

О том, почему война началась неожиданно.

О том, почему страна оказалась ни в психологическом, ни в военном отношении к войне не готова.

О числе потерь и «цене Победы».

Но им все это нужно лишь для того, чтобы увидеть то, в чем страна оказалась слаба, и не дать людям вспоминать о том, в чем она была сильна. Ведь даже вопрос, почему за Победу пришлось платить ту огромную цену, им нужен только чтобы не дать задуматься: а почему страна, понесшая подобные потери и в целом потерявшая больше, чем ее противник, – оказалась победителем. И вышла из войны чуть ли не более сильной, чем вступила в нее.

Потому что именно этот вопрос и этот ответ для них страшны: им страшно напоминание о том, что смыслы, которыми живет народ, могут оказаться сильнее самой по себе стали, танков, авиации:

«Насилье точит сталь,
Но сталь его не вечна,
А ты душою крепче стали стань!
Когда чиста душа,
А цели человечны –
Рука крошит отточенную сталь».

(А. Дидуров)

 

Они задают свои вопросы для того, чтобы народ не задумался о других.

Почему, оказавшись не готовой к войне, страна ответила на первый натиск таким ударом, что в дневнике начальника штаба Верховного командования сухопутных войск гитлеровского вермахта появились следующие записи:

22 июня: «Наступление германских войск застало противника врасплох… После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям…»

23 июня: «На юге русские атаковали в Румынии наши плацдармы на реке Прут и произвели ряд разведывательных поисков из района Черновиц против румынской кавалерии».

24 июня: «В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам <…> Наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские с самого начала планировали ведение упорной обороны пограничной зоны и для этого создали здесь базы снабжения».

25 июня: «Оценка обстановки на утро в общем подтверждает вывод о том, что русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к этому сильный натиск наших наступающих войск».

26 июня: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство…»

29 июня: «На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение… Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно… В тылу 1-й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния… Обстановка в районе Дубно весьма напряженная… В центре полосы группы армий «Центр» наши совершенно перемешавшиеся дивизии прилагают все усилия, чтобы не выпустить из внутреннего кольца окружения противника, отчаянно пробивающегося на всех направлениях…».

30 июня: «На фронте группы армий «Центр» часть… группировки противника прорвалась между Минском и Слонимом через фронт танковой группы Гудериана… На фронте группы армий «Север» противник перешел в контратаку в районе Риги и вклинился в наше расположение… Отмечено усиление активности авиации противника перед фронтом группы армий «Юг» и перед румынским фронтом…».

Почему при внезапном нападении и при распущенной на отпуск значительной части офицерского корпуса Красная Армия чуть ли не с первого дня войны перешла к постоянным атакам на противника, с первого дня выбивая тот его потенциал, который по планам должен был привести его к победе в блицкриге? А контратаки шли постоянно – на удар действительно ответили ударом – и заставившим содрогнуться вермахт.

Да, к войне оказались не готовы. А кто был готов? Польша, проведшая мобилизацию за несколько месяцев до немецкого вторжения? Франция, армия которой в ходе «странной войны» полгода простояла на позициях, играя в волейбол? Англия с ее бесславной эвакуацией в Дюнкерке? Или США были готовы к удару в Пирл-Харборе?

Вообще в большинстве случаев война начинается неожиданно для одной из сторон, даже если она к ней долго готовится. Если на то пошло, Россия не была готова ни к Северной войне, ни к войне 1812 года, ни к войне 1914 года.

Вопрос вообще не в том, готов ли ты к началу войны. Вопрос в том, готов ли ты в ней победить. Равно как и вопрос не в том, чем война начинается, вопрос в том, чем она заканчивается.

Страна знала, что война будет. Страна к ней готовилась. Вооруженные силы за два с половиной военных года увеличились с 800 тысяч человек до 6 миллионов. Но в основном в июне 1941 года это были не только не имевшие боевого опыта солдаты – но и в значительной степени необученные или недоученные. Или обученные на той технике, которую как раз в 41-м начали активно заменять на новую. Ведь дело было даже не в том, сколько Т-34 успели, а сколько не успели поставить в войска – дело было в том, сколько механиков успели переучиться на новых танках.

Врага, имеющего двухлетний боевой опыт, встретила в массе своей необученная армия. И вопрос не столько в том, почему она оказалась недоученной и не переученной, а в том, как эта необученная армия смогла сначала ответить мощным контрударом, а потом в считанные недели выбить рассчитанный на будущее потенциал противника. Немецким танкам противостояли люди, значительная часть которых в жизни не видела трактора. И вопрос не в том, почему многие из них бежали при виде этих танков – вопрос в том, как им удавалось эти танки уничтожать.

23 июня – контрнаступление Красной Армии под Луцком, Шауляем, Гродно.

24 июня – 2-й день контрударов Красной Армии на шяуляйском и гродненском направлениях, 2-й день танкового сражения в районе Луцк — Броды — Ровно.

25 июня – 3-й день контрударов Красной Армии на шяуляйском и гродненском направлениях. 3-й день танкового сражения в районе Луцк – Броды – Ровно.

Военно-воздушные силы Северного фронта и авиационные части Северного и Краснознаменного Балтийского флотов одновременно атаковали 19 аэродромов Финляндии, на которых сосредотачивались для действий по нашим объектам соединения немецко-фашистской и финской авиации. Произведено 250 вылетов.

26 июня – 4-й день танкового сражения в районе Луцк – Броды – Ровно. Авиация дальнего действия ВВС РККА нанесла бомбовые удары по Бухаресту, Плоешти и Констанце.

27 июня – 5-й день танкового сражения в районе Луцк – Броды – Ровно.

28 июня – 6-й день танкового сражения в районе Луцк – Броды – Ровно. 4000 танков сошлось в бою.

29 июня – 7-й день танкового сражения в районе Луцк – Броды – Ровно. Сорвано движение вермахта на Киев и Смоленск, сорваны планы занять их в первую неделю войны.

Говорят, что в Австралии потомки имеющих боевые награды имеют право носить их после смерти родителей. Чтобы помнили, что они – наследники подвигов и имеют право ими гордиться. И это – правильно. Может быть, нужно, пусть и с запозданием на десятилетия, ввести такой порядок и у нас? Чтобы люди помнили – это их подвиг. Не только их страны и их народа – но и их семьи. И на вкрадчивый вопрос иного провокатора: «А давайте задумаемся, нужна ли нам была такая победа, да и победа ли это?» – отвечали не растерянным недоумением: «То есть как?», – а так, как надо отвечать на такие вопросы – ударом в зубы!

Потому что не только 9 Мая – но и 22 июня – это день Подвига, а не день поражения. День, когда страна приняла удар, сдержала – и начала свой путь к Берлину. 9 Мая не существует без 22 июня. И умение держать удар – не менее важно, чем умение побеждать. Одно начинается с другого. И одно – недостаточно без другого. Потому что немцы тогда тоже умели побеждать. Но, как оказалось, – не умели держать удар.

А мы – умели. И кстати, держим его и сегодня – уже в новой войне.

И сегодня большинство граждан считают, что СССР смог бы победить в войне против Германии, даже сражаясь в одиночку, без помощи союзников – против тех, полагающих, что без союзников мы бы не справились.

22 июня – это, конечно, день Памяти и Скорби. Но это – не День Поражения и Тоски. Это день, когда страна сдержала страшный удар. И встала, чтобы ответить на него. Это – День Подвига.

И сущностный вопрос не в том, почему оказались не готовы – а в том, почему сумели ответить ударом, от которого вермахт содрогнулся уже в первые недели. И почему победили…

И вообще, кто победил и что победили…

Сегодня, спустя 60 лет после Победы в величайшей из войн в истории человечества, мы по-прежнему либо не отвечаем, либо слишком мало задаемся вопросом как о субъекте, так и об объекте победы. Мы по-прежнему не отвечаем, кто, собственно, победил как в Великой Отечественной, так и во Второй мировой войне.

Известные политические силы, что вполне естественно, микшируют этот вопрос, трактуя его толи как победу России над Германией, толи, что отчасти ближе, а отчасти дальше от действительности – как победу стран антигитлеровской коалиции.

Ближе, поскольку затрагивается вопрос о мировой политической конфигурации противоборствующих даже не стран и мировых интересов, а проектов.

Дальше, потому что игнорируется вопрос о том, чей вклад в победу оказался решающим, уравнивает заслугу и честь между началами, внесшими абсолютно несопоставимый вклад в победу над общим противником.

Все разговоры о том, что тогда победил православный дух и исконная готовность русского человека к войне и жертве, не объясняют многие исторические факты. И тем более странны заявления иных быстро говорящих популярных комментаторов, утверждающих: дело в том, что на стороне России был Бог.

Только непонятно, в Первой мировой войне – он, стало быть, был против России, раз война закончилась так, как закончилась… То есть Бог в войне 1914 года был не на стороне России, а на стороне тех, кто выступал против войны… Подобные утверждения вызывают смех и представляются абсурдными.

Представляется, что прав Сергей Кургинян, когда предлагает для ответа на этот вопрос вспомнить итоги Первой мировой войны.

Действительно, тогда еще не обрушившаяся Российская Империя, во главе с, казалось бы, почитаемым самодержцем под малиновый звон колоколов вступила в схватку с полупарламентской, раздираемой борьбой политических фракций кайзеровской Германией.

Россия имела тогда на своей стороне все преимущества традиционалистского устройства. Единую, казалось бы, веру. Блестящее и мужественное офицерство, действительно ходившее в полный рост в штыковые атаки на немецкие батареи. Ходившее не сгибаясь, в полный рост, не вынимая сигар изо рта: и без единого выстрела бравшее, подчас, эти батареи. С началом войны страну охватил массовый патриотический подъем. Социальные конфликты на какой-то момент ушли в тень.

Германия, вялая и неотмоблизованная, воевала на два фронта, причем русский фронт был, при всей своей важности, второстепенным. Основные события и основная напряженность боев была, все же, на Западе.

На стороне России с самого начала сражались ведущие страны мира.

И Россия уже к 16 году явно проигрывала войну. И бесславно проиграла: уже к зиме 1916–1917 гг. в армии было полтора миллиона дезертиров. Офицерам было опасно заходить в солдатские окопы. Приказы не исполнялись. Это все – из документов того времени.

Списывать это на то, что войска были распропагандированы небольшой, в 25 тысяч человек, партией большевиков – единственной, последовательно выступавшей за поражение своего правительства – потрясающая наивность и непонимание сути происходивших процессов. Хотя бы потому, что большевики, имея активную поддержку среди рабочих, практически, до 1917 года, не имели поддержки в среде крестьянства, составлявшего подавляющее большинство армии.

Может кто-нибудь представить себе, чтобы власовцам удалось распропагандировать в 1941–1945 гг. Красную Армию и увлечь ее идеей повернуть штыки против Сталина? Попробовал бы кто заняться такой агитацией – не довели бы до Особого отдела…

Проходит 20 лет. Царь расстрелян. Колокола разбиты. Православные церкви в массе своей закрыты и снесены. Священники сосланы. Белое офицерство порублено красными шашками. Красное – в значительной степени расстреляно своими же.

Страна не готова к войне, несмотря на все предыдущие усилия. Промышленности, как воздух, необходимо от полугода до двух лет перестройки.

Советский Союз один держит огромный фронт против совсем другой Германии. Германии, которая накалена нацистской идеологией. Отмобилизовала народ. Сконцентрировала в своих руках промышленные ресурсы всей Европы. Гонит на фронт испанцев и румын, итальянцев и венгров. Немцы боготворят фюрера.

К концу войны на стороне Гитлера – почти миллионная власовская армия – это численность Квантунской армии Японии.

Ни один из будущих западных союзников не оказал Германии достойного сопротивления. Армии Запада бесславно рассеяны железным натиском вермахта.

И с первых дней войны вермахт терпит неудачи. В привычку вошло говорить о неудачах Красной Армии в 1941 году. Казалось бы – верно. Страшные потери. Сожжена основная часть авиации и большая часть бронетехники. Потери промышленности и населения – неописуемы. Враг доходит до Москвы, а 1942-м и до Сталинграда. Пал Киев и блокирован Ленинград.

Но не под Москвой и Сталинградом решена судьба войны. Ее в первые две недели боев решила истекающая кровью Красная Армия. Без танков и авиации, с потерянной артиллерией, с одними устаревшими трехлинейками и гранатами она в эти две недели день за днем выбивает у Германии потенциал возможной победы. Каждый день вермахт теряет больше техники и живой силы, чем он мог себе позволить, каждый день он теряет темп наступления, продвигается на меньшее число километров, нежели ему было предписано планами наступления.

На принципиальном уровне – война была проиграна Германией в первые две недели. Затем, а особенно – на исходе лета – победа СССР стала делом техники.

Вторая Мировая война не была войной наций и держав. Она была борьбой мировых проектов.

Четыре основные мировые идеологии: коммунизм (СССР), либерализм (США), консерватизм (Великобритания) и накаленный национализм (Германия) вступили в схватку по вопросу о проектном видении будущего мира.

Великая Отечественная война советского народа была не просто основным военным событием Мировой войны – она была ее принципиально качественной составляющей, включением коммунистического проекта в это соперничество. Именно она определила общую проектную составляющую противоборства.

Вторая мировая война шла в конфигурации союза либерализма, коммунизма и примкнувшего к ним консерватизма против общей проектной угрозы – накаленного германского нацизма.

Сами по себе либерализм и консерватизм были не в силах выиграть эту борьбу, что и показали события 1939–1941 годов.

Дело в том, что они олицетворяли статус-кво, олицетворяли привычный и комфортный для них мир, были мало способны к мобилизации. Германия противопоставила им накаленное видение будущего, противопоставила свое видение модернизации в виде контрмодерна.

Из сил, выступивших против него на защиту мира модерна, прогресса и всего вектора Возрождения и Просвещения, лишь коммунизм обладал своим, альтернативным нацизму видением фронтира, будущего мира, в котором было место не только привычному комфорту, но и подвигу, миру человека, у которого есть ценности большие, чем биологическая жизнь отдельного человека.

Националистический проект контрмодерна проиграл коммунистическому проекту сверхмодерна. Проиграл не только в военном, техническом и экономическом плане, но, в первую очередь, в проектном и мотивационном плане. Проиграл, в конечном счете, на функциональном уровне.

Гитлеризм дал своим сторонникам накаленную идею. Сильную идею. Он говорил«Германия превыше всего! Миру предназначено служить Германии. Она установит новый порядок, и только она достойна возглавить мир. Место остальных – служить Германии, быть ее рабами». Поэтому, даже побеждая, он множил число своих противников. Даже те его сторонники в других странах, которые в принципе с симпатией относились к фашизму, на определенном этапе сталкивались с тем, что их место в этом порядке – в лучшем случае место при победителях.

Коммунизм дал своим сторонникам иную идею. Он сказал: «Мы предлагаем всем – свободу и справедливость! Свобода мира и справедливость для всех – превыше всего. Советский Союз – не новый господин, а освободитель. Не мир для него, а он – для мира. Место остальных – быть хозяевами своей судьбы, а место СССР – служить человечеству».

Можно, конечно, говорить о том, что Советский Союз имел в виду и предложить миру этот новый порядок свободы и справедливости, и намеревался, вполне искренне, научить мир правильно пользоваться этой свободой и установить справедливость в соответствии со своим пониманием.

Но Германия предлагала человечеству закрытую систему, СССР – открытую. Поэтому Германия множила своими победами своих противников, ее проект двигался с отрицательной экспонентой, а СССР даже своими поражениями множил число своих сторонников, его проект двигался в параметрах положительной экспоненты.

Гитлеризм говорил своим солдатам: «Идите и убивайте! Вы будете господами. Вы получите ферму на Украине, и славянские недочеловеки будут работать на вас и служить вам».

Функционально – это сильная идея. Она обещала тем, кто принимал ее, славу, процветание и счастье. Но в ней была очень серьезная функциональная слабость. Она обещала только то, что можно использовать при жизни. За нее можно убивать, но за нее нельзя умирать: ферма не достанется.

Коммунизм говорил своим солдатам: «Идите и защищайте! Выбудете спасителями своей страны и всего мира. За вами – первая в истории победившая революция рабочих и крестьян, за вами – первое в мире государство трудящихся, за вами – верность делу ваших отцов, впервые в истории свергнувших гнет эксплуататоров и давших шанс на создание царства справедливости. Очень может быть, что в этой борьбе вы умрете, – но умрете Спасителями мира».

Какие бы споры сегодня ни шли о степени утопичности и обоснованности этой идеи – функционально она была сильнее. Она обещала своим сторонникам то, что было больше жизни. За нее можно было умирать.

По сути, коммунизм нес в себе один из древнейших постулатов героического и христианского гуманизма: «Смертью смерть поправ!»

Он нес то, чего не было в германском накаленном национализме и тем более в уже лишенном героике и мобилизации либерализме, а также и в консерватизме. Поэтому, по сути, итогом Второй мировой войны стало утверждение миропорядка, который на какое-то время сошелся в признании прогрессистских ценностей: веры в Человека, веры в его Разум, признания антропологического оптимизма, ценности Истории и веры в Прогресс.

Даже холодная война, по сути, велась не «за» или «против» этих ценностей, а по вопросу о том, как понимать и реализовывать их.

Вторая Мировая война стала столкновением, с одной стороны, мировых идеологий, а в более широком плане – цивилизационных проектов, когда остывание и умирание проекта Модерна, утверждавшегося со времен Возрождения и обретшего базовые черты в Эпоху Просвещения, вызвало реакцию регрессивных групп общества, объединившихся вокруг тех или иных Проектов Контрмодерна как очевидно противостоящих деградационным провозглашениям в рамках остывающего Модерна ценностей комфортной жизни и физиологического благополучия как высших ценностей человечества.

Остывающий Модерн, поставивший ценность физиологической жизни выше человеческого подвига и смыслов жизни, не смог противостоять накаленной энергии Контрмодерна. Мир и Цивилизация были спасены благодаря созданию и реализации в СССР нового цивилизационного Проекта Сверхмодерна, продолжающего и развивающего ценности прежнего, героического Модерна.

 

Рубеж Восхождения

Уже более ста десяти лет назад, в 1908 году, была издана книга Джека Лондона «Железная пята». Она описывала будущее – времена спустя несколько столетий после 20 века. Рассказывалось о находке древней рукописи времен одного из первых восстаний против мировой олигархической диктатуры – восстания, потерпевшего поражение, но ставшего одним из ударов, в итоге освободивших мир от этой «Железной пяты».

И рассказывалось, что в первые десятилетия XX века, когда социалисты всего мира чувствовали надвигающееся крушение капитализма и предвкушали близкую победу социалистических революций, история изменила свой ход.

Социалистические движения, оказавшиеся слишком идеалистичными, миролюбивыми и ненасильственными, были раздавлены союзом мировой олигархии, отказавшейся от любых намеков на свободу и демократию и погрузившей мир в новое Средневековье. И понадобилось несколько столетий борьбы и несколько сменявших друг друга неудавшихся восстаний, чтобы «Пята» пала.

Это был тот путь и тот сценарий, к которому шла человеческая цивилизация в начале 20 века, потому что единственным вариантом сохранить от взрыва катастрофы старый мир, основанный на прежней экономической системе, была олигархическая диктатура.

Этого сценария человечество тогда избежало. Потому что, когда появилась сила, способная покорить мир и установить диктатуру подобного рода, и когда оказалось, что старый мир не способен ей противостоять и скорее готов капитулировать, чем драться за свои города и свободы – оказалось, что есть другие Сила и Образ мира, вдохновляющий эту силу, которая может встать на пути железных колонн «Железной пяты». И уничтожать их, уничтожать, уничтожать – а потом давить и гнать их своими железными колоннами до цитадели претендентов на покорение мира.

Без 7 ноября 1917 года не было бы готовности стоять насмерть 22 июня 1941 года – и не было бы 9 мая 1945 года. Без людей, несших в себе идею Нового Мира, Проект Сверхмодерна, Людей Восхождения, способных жить не для потребления, а для созидания, не было бы тех, кто остановил бы эти железные колонны нашествия и создал, и противопоставил им свои, более совершенные и многочисленные.

То, что было охвачено датами 22 июня 1941 и 9 мая 1945, – было спасанием человечества от нового Средневековья, от столетий описанной Лондоном «Железной пяты» – но и было рубежом Прорыва и Восхождения, когда рожденный в 1917 году Мир Восхождения остановил Мир Падения и показал, что цивилизацию могут спасать только те, кто идет вверх, к человеческому в человеке, а не опускается вниз, к животному в нем.

Только и 7 ноября, и 9 мая в своей целостности неполны еще без одной даты Восхождения – 12 апреля 1961 года.

Потому что полет Гагарина был не только научно-технической победой СССР в военном соревновании с США. И не просто научно-технической победой вообще – это был новый взятый рубеж именно Восхождения. Восхождения человека в освоении мира. В неуклонном «движении вверх».

7 ноября открыло дорогу Победе над угрозой новой олигархии и нового Средневековья. 9 мая открыло дорогу Восхождения к новым мирам.

Почему этот мир не утвердился и не состоялся – вопрос большой и отдельный. Во всяком случае, его упадок начался именно тогда, когда высшее руководство страны на рубеже 1970-х отказалось от программ освоения солнечной системы. И достиг критического рубежа, когда было объявлено, что колбаса и туалетная бумага – важнее, чем космос и межпланетные перелеты. И когда лидеры страны обменяли космолет «Буран» на кооперативы и частные предприятия.

Хотя дети, рожденные даже еще в 1987 году, до середины 90-х, верили, что страна уже запускает корабли на Венеру. Хотя страна вместо этого опускалась в желудочное болото трясины колбасно-витринного изобилия. При котором на витрине колбасы стало много, а деньги на нее из кошельков тех, кто работал на космос, врачей, ученых, учителей – куда-то исчезали и оказывались на счетах «бизнесменов».

Мы празднуем Великую Победу над фашизмом – и мы имеем право его праздновать и должны его праздновать. Но мы вынуждены праздновать его на фоне многих поражений, расплачиваясь за многолетнее надругательство над врачами, учеными и инженерами в своем постсоветском прошлом.

Мы должны и будем его, День Подвига, и Годы Подвига, когда наша страна спасла мир, помнить и праздновать. Но в полной мере осознать и осмыслить, что именно мы празднуем, мы сможем, только поняв, что рядом со Святой датой 9 Мая стоят еще две великие даты: 7 Ноября, без которого не было бы 9 Мая, и 12 апреля, сделавшее следующий шаг в восхождении, продолжив и продлив Восхождение Победы 9-ого Мая.

Победа над фашизмом действительно стала сакральным событием, значимо принимаемым подавляющим большинством нашего социума. Кроме его известной периферии, не принимающей ни ценности национального суверенитета, ни минимального признания каких-либо достижений советского периода истории и социалистического общества. Впрочем, это примерно те же самые группы, которые не приемлют ни воссоединения Крыма, ни поддержки антифашистов Донбасса, ни признания национальной самоидентификации и национального достоинства России в любых ее обличиях.

То есть те группы, которые в годы той же Великой Отечественной войны, скорее всего, либо пошли служить в полиции оккупированных территорий, либо прямо ушли в армию Власова, либо всеми силами добивались фальшивых справок о негодном для несения службы состоянии здоровья, прятались от военкоматов и осторожно готовили списки окрестных коммунистов для передачи их новой власти носителей расового превосходства. И убеждали бы окружающих, что Гитлер – это хорошо, а немцы – «культурная нация», которая освободит Россию от «диктатуры большевиков».

Они – такие. Они такие были. Они такие остались. И они такими останутся, если социум будет продолжать терпеть их присутствие в стране. Хотя есть тоже обоснованное мнение, что они нужны: чтобы каждый видел, что они собой представляют, и чтобы они сами были своего рода вакциной против появления в обществе подобных им таких же, как они.

Но для общества эта консенсусная оценка утвердилась. И значима для всех, кто нравственно ощущает себя гражданами страны. Люди отмечают и празднуют ее, внутренне чувствуя, что это – не просто военная победа. Это – что-то значительно большее. Да, играет роль огромность цены, заплаченной за победу: Японию разгромили быстрее, эффективнее и с меньшими потерями. И эту победу тоже помнят, как и драму дошедших до Берлина, разгромивших нацизм и Рейх – и погибших, сражаясь с Японией, НО НЕ ТАК помнят.

Это обычно не высказывается словами, даже самыми проникновенными, напоминающими о нависшей тогда смертельной угрозе:

«Иди, любимый мой, родной! Суровый день принес разлуку… Враг бешеный на нас пошел войной. Жестокий враг на наше счастье поднял руку. Иди, любимый мой, иди, родной! Враг топчет мирные луга, Он сеет смерть над нашим краем, Иди смелее в бой, рази врага! Жестокий дай отпор кровавым хищным стаям. Иди смелее в бой, рази врага!»

Впрочем, не для всех эти строки несут режущий душу смысл – для них они слишком резки и высокопарны. У них другие любимые авторы.

Но чувствующие смысл Подвига 22 июня 1941 – 9 Мая 1945 – чувствуют их. И чувствуют то большее, что не высказано и в этих словах. Что-то такое большее, в чем боль и величие не просто победы Твоей Страны над самой, вырвавшейся из ада смертью – чувство какой-то еще большей, онтологической Победы.

Это точка. Сакральная точка значимости. Но одна точка не дает рисунка. Через нее можно провести бесконечность линий. Чтобы вычертить одну линию, нужны две точки. Чтобы выстроить объем, хотя бы три.

Победа не существует само по себе. Эта Победа – рубеж некого общего прорыва. Рубеж восхождения человеческой сущности, когда те, кто был готов беспощадно убивать, пытать и сжигать, были разгромлены теми, кто не боялся смерти. Не потому не боялся, что не ценил жизнь, – ценил жизнь как величайшее богатство и счастье, но имел то, за что можно было отдавать даже эту бесценную жизнь – имел образ мира, за утверждение которого можно было платить своей жизнью.

И кто побеждал, смертью смерть поправ. Он нес то, чего не было в германском накаленном национализме и тем более в уже лишенном героики и мобилизации и либерализме, и консерватизме. Поэтому победил-то именно он. Единство народа – и вера в него народа.

Это рано или поздно будет сделано – и выиграет тот политический лидер, кто поймет, что сделать это нужно раньше.

Потому что «глубинный народ» это понимает и сегодня. А те, кто не понимает – просто относятся к какому-то иному народу. Иному не этнически – иному морально. И поэтому говоря, и думая о единстве народа, нужно говорить и думать о том народе, который это понимает. А не о его единстве с теми, кто все это отрицает.

 

Имя Победы

Строго говоря, Великая Отечественная война 1941-45 гг. имеет свое точное имя: «Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков».

И День Победы – это «День Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками». И победил тогда Советский Народ – во главе со своими Маршалами, своим Верховным Главнокомандующим.

Войну советский народ вел под Красным знаменем. И в бой его вела Коммунистическая партия, которая тогда еще сохраняла и второе имя – Партия большевиков. И в бой первыми бросали коммунистов и комсомольцев. Которые, конечно, без всякого приказа пристрелили бы любого или любую, кто попытался бы поднять в атакующих рядах РККА – Рабоче-Крестьянской Красной Армии, как называлась армия, разгромившая вермахт, – портрет царя Николая или трехцветное знамя предреволюционной эпохи.

«Бессмертный полк» – это великое действо. Доказывающее, что Победа стала некой гражданской религией. Это нечто вроде причащения к памяти подвига, которого нужно быть достойным. И повторить который нужно стремиться быть готовым. Только странно совершать это причащение и к памяти тех, кто бился под Красными Знаменами, под знаменами, которые несли те, кто перешел на сторону врага.

Так получилось, что по закону это знамя оказалось объявлено знаменем современной России. Что уже несколько странно, поскольку Россия и официально юридически является «продолжателем СССР», и столь же официально юридически из СССР так и не вышла – единственная из всех союзных республик. Кто-то удивится – но так и не вышла.

Принять знамя, отрицающее то, что «продолжает Россия» и из чего она все-таки не выходила, – тоже некая экзотика. Но это – отдельно. Закон РФ требует это знамя уважать (хотя, как можно именем закона требовать иметь некое эмоциональное отношение – не ясно: все равно не проверишь).

Но в целом, наверное, уважения заслуживает и христианство, и ислам. Только это не повод в мечети размахивать крестом, а на причастии вздымать полумесяц: как-то всему свое место. «Бессмертный» под триколорами – это именно полумесяц на церковной службе. Правда, на русских церквях часто встречается полумесяц: склоненный и под вознесшимся над ним крестом. Но тогда уж, вынося в такие дни российский триколор, нужно нести не за ним, а перед ним Знамя Победы.

Причащение к памяти подвига советского народа под явно чуждым ему знаменем и с запретом на портреты тех, кто вел его в бой, это, прежде всего, постмодернистская эклектика, ведущая в итоге к размыванию ценностей.

Политически – это некая сознательная десоветизация Дня Победы. Только тогда не нужно удивляться, когда подобную же десоветизацию и декоммунизацию провозглашают соседние неофашистские режимы.

По Прибалтике из года в год маршируют эсэсовцы. Да, кто-то пытается дать им отпор, но тамошняя власть их всячески поддерживает. И создается впечатление, что они – эти самые эсэсовцы и их современные симпатизанты – если и не выиграли в 1945 году, то, по крайней мере, не проиграли.

Все это, конечно, безобразно. Только когда Россия пытается протестовать против этих маршей, она, конечно, права, хотя протестует она, как правило, вяло, обтекаемо и бессильно. Как будто «из-под палки».

Но может ли она иначе, если на День Победы затягивает брезентом Мавзолей того, кому поклонялись солдаты той войны… Существующие противоречия создают в какой-то степени незавершенный контур трактовок Победы, но, в основном, то что сегодня официально провозглашается, не противоречит сути и не умаляет роль Победы и роль подвига народа. Только нельзя быть готовыми повторить подвиг тех лет – отказавшись от того, чем жили и во что верили те, кто тогда его совершил.

И постыдно на Парадах Победы занавешивать Мавзолей Ленина – хотя бы потому, что люди, совершившие этот подвиг Победы, шли в бой, веря в то, что защищают дело Ленина.

Давайте вспомним, откуда пошла привычка делать страшные глаза и всячески возмущаться по поводу пакта Молотова – Риббентропа и пресловутых секретных протоколов к нему. Разве не из перестроечной Москвы? Кто в России тогда всячески поддерживал прибалтийских нацистов? Разве не Борис Ельцин и его сподвижники? А кто торжественно и с высшими почестями провожал Ельцина в последний путь? Разве не политическая элита России?..

Давайте вспомним и о том, откуда в новейшей истории пошла варварская традиция ломать памятники советской эпохи. Разве не из Москвы августа 1991 года? Тогда на флагштоке здания Верховного совета России было поднято именно нынешнее трехцветное знамя.

Да, на Украине сегодня установлен откровенно фашистский режим. В Прибалтике существуют силы, утверждающие, что на самом деле было бы совсем неплохо, если бы войну выиграл Гитлер, а не СССР. И ведь это проходит без каких бы то ни было последствий для них. А если так, то почему Прибалтика должна хранить память о солдатах, которые некоторыми российскими журналистами провозглашаются худшим злом, нежели эсэсовцы?

«Бронзового солдата» в Таллине, кстати, даже не снесли: его формально «переместили» на три километра, из центра – на окраину города. Так ведь и в Москве памятники Дзержинскому, Свердлову и Калинину лишь «переместили», и даже не на окраину, а в почти такой же центр: скажем, с площади Дзержинского – на набережную Москвы-реки в районе Садового кольца.

Кто-то, правда, скажет, что с его точки зрения Дзержинский – это глава карательного органа, «кровавый кинжал большевизма», а в Таллине речь идет о памятнике освободителям от фашизма. Но это с его точки зрения, потому что для эстонских властей, выпестованных российскими демократами конца 1980-х годов, как и для некоторых российских политиков, речь идет о «солдатах-завоевателях», «кровавых штыках сталинизма».

В России тоже в 1991 году никто не спрашивал мнения общества, хочет оно сноса памятника Дзержинскому или нет. А когда стало ясно, что большая часть общества желает восстановления этого памятника на привычном месте, власти России, как и власти Эстонии, проигнорировали мнение большинства. Разница только в том, что пример подали не в Прибалтике, а в Москве. И ни там, ни там власть не признала своей неправоты. А если вдруг и признает, то не вину, а некие «отдельные эксцессы», и свалит все на исполнителей, превысивших свои полномочия…

В России власти и многие политики никак не могут понять, что если они не хотят, чтобы за границей сносили памятники советской эпохи, то для начала в России надо поставить на место памятники той же эпохи и вернуть городам их прежние, советские наименования. Если Россия хочет, чтобы в остальном мире чтили память ее советского периода, она должна сама перестать сводить счеты с этим периодом и признать его самоценность.

В этом плане первое, с чего надо было бы начать России, – это судить тех генералов, которые привели свои дивизии в Москву в октябре 1993 года, и тех танкистов, которые стреляли тогда по парламенту. А вот сделав это, можно будет с чистой совестью сделать и следующее, безусловно справедливое дело – признать действия прибалтийских властей и полиции актами возрождения гитлеризма со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Цивилизованное общество потому и является и цивилизованным, и обществом, что имеет систему неких табу, охраняет свои ценности и установки и обеспечивает исполнение так называемой «функции воспроизводства латентного образца». Те или иные исторические факты в их определенной оценке определяют систему общественных ценностей, систему общественной самоидентификации и ее сохранения. Утрата этих ценностей ведет подчас не просто к замене их на другие, что может оказаться довольно болезненным для общества, но и создает ситуацию распада общественного сознания, погружает социум в некое «темное состояние», когда стерты границы между добром и злом, уничтожены образцы желаемого поведения. В результате и народ, и страна оказываются беззащитными как перед внешними притязаниями потенциальных цивилизационных конкурентов, так и перед угрозой внутреннего разложения.

Есть даты и оценки событий, которые создают идентификацию народов, удовлетворяют их естественную потребность в получении ответа на вопрос «Кто я?», и этот ответ в последующем может вести как к осознанию своего достоинства, так и к ущербности и национальной униженности.

Поэтому речь при постановке вопроса о запрещении умаления роли СССР в Великой Отечественной войне или запрете приравнивания СССР тех лет к фашистской Германии – должна идти не только о самом признании или непризнании факта Победы или дословном отождествлении СССР и Райха. Речь должна идти именно об умалении роли Советского Союза, о дискредитации военных усилий страны и народа, в частности, и его руководства, и его по факту существовавшей в тот момент общественно-политической системы.

Память о подвиге своего народа должна защитить сама Россия – и морально, и юридически. И должна потребовать уважения к нему от остальных. А к действиям тех, кто не хочет уважать и, более того, собирается реабилитировать гитлеровских палачей, она должна относиться как к попыткам реставрации осужденной к Нюрнберге диктатуры. Кстати, по всем послевоенным соглашениям союзников, Россия как преемница Советского Союза имеет право и обязанность пресекать и карать все попытки ренацификации, не принимая во внимание заявления неогитлеровских режимов об их «суверенитете».

Все европейские государства существуют как национально-независимые, потому что мы отстояли их независимость. Все пресловутое «европейское понимание прав человека» может существовать только потому, что, платя за это своим собственным правом на жизнь, советские солдаты остановили и разгромили вермахт, которому никто больше в Европе не был в состоянии оказать хотя бы относительно достойное сопротивление и который до весны 1945 года просто разгонял англо-американские войска, если мог отвлечь на это хотя бы минимально необходимые соединения с советского фронта.

Европейская демократия, Европарламент, Евросоюз, евроинтеграция – все это существует только потому, что мы им позволили быть. Они были ничем, блюдом на столе людоеда, когда МЫ, заплатив за это великой кровью, взяли этого людоеда за шиворот и оторвали ему голову. Если бы вообще этот людоед не просчитался и не отвлекся от их поедания и переваривания на схватку с нами, их бы вообще не существовало. Даже, возможно, как «генетического материала», потому что с его точки зрения никакой ценности именно как «генетический материал» они не представляли. Лучшее, на что они могли рассчитывать, на выборы в лагерном бараке.

Всем своим существованием, всем своим благоденствием, всей своей сытостью они обязаны НАМ – СССР. По-хорошему, они должны, каждый в своей стране, отмечать 9 Мая как День России – он же День Спасителя. И почитать Россию и СССР, как христиане почитают Христа, а мусульмане – Магомета. И выплачивать пенсию каждому гражданину СССР в 12 поколениях, причем на уровне средней зарплаты в странах Евросоюза.

А победил тогда – СОВЕТСКИЙ НАРОД. Во главе со своими маршалами и Верховным Главнокомандующим. Под Красным знаменем, с поднимавшимися первыми в атаку коммунистами. Потому что его дух и его идея оказались сильнее и достойнее духа и идеи врага.

Каждый день вермахт теряет больше техники и живой силы, чем он мог себе позволить, каждый день он теряет темп наступления, продвигается на меньшее число километров, нежели ему было предписано планами наступления.

На принципиальном уровне война была проиграна Германией в первые две недели. Затем, а особенно на исходе лета – победа СССР стала делом техники.

И память об этом – неприятна многим.

 

Ненавидящие Память и ненавидящие Подвиг

Их заботит и вызывает скрытую ненависть, с одной стороны, то, что, надев пилотку, человек так или иначе признает Победу общественно-значимой ценностью. С другой, – то, что постоянно напоминает: миллионы надевают эту пилотку искренне.

Парад, «Бессмертный полк», пилотка красноармейца – часть складывающегося ритуала. Ритуал потому и нужен и устанавливается – в значительной степени и стихийно, – что некое общее символическое действие создает некое ощущаемое, хотя и нематериальное единство, незримой тканью соединяющее людей. Ровно так же, как это происходит при причащении и у христиан или схожих обрядах в других конфессиях.

Собственно, это и есть причащение – рождение сопричастия к некому значимому: Победе, Памяти тех, кто ее завоевал, единству с теми, кто ощущает это так же, как ты.

Они хотят превратить это в день боли и сомнения и убедить людей в том, что война настолько страшна, что победа бессмысленна. 

Почему им не нравятся наши пилотки? Потому что это – советские пилотки советских солдат Победы. Те, кто заявляют, что для почитания Подвига Победы недостаточно надеть военную пилотку, лукавят. И лгут.

Война с Победой и памятью о Победе ведется давно – и прямыми наследниками тех, кто был побежден, и геополитическими противниками СССР/России, и представителями той, вечно стонущей и ненавидящей страну субкультуры, которая всегда недовольна всем, и больше всего тем, что страна хочет себя уважать, побеждать и сохранять суверенитет: и экономический, и политический, и культурный.

Сначала они уверяли всех, что никакой Победы не было и праздновать нечего. Потом – что цена Победы была непомерной («завалили трупами») и гордиться здесь нечем. Потом уверяли, что вообще лучше бы победил Гитлер.

Отторгнутые обществом – попытались размыть торжественное величие фотографий фронтовиков фотографиями гулаговцев. Которые, кстати, подчас тоже уходили на фронт, – только тогда и нести их нужно в рядах сражавшихся на фронте.

Когда оказалось, что на них в самом лучшем случае смотрят с недоумением, отступили, мимикрировав под почитающих Победу, но, устроившись среди них, стали демонтировать ее содержание и твердить, что отмечается День Победы неправильно: слишком много радости, слишком много сопричастия, слишком много торжества и победного духа.

И теперь они требуют все поменять: считать это не праздником народа, а праздником ветеранов, из дня гордости и величия превратить в день скорби и чувствовать себя не частью народа победившего, а частью народа пострадавшего. И день посвятить не празднованию, а сочувствию ветеранам и скорби по погибшим.

И даже все может показаться резонным и достойным – есть и уважение, есть и почитание, есть и память о подвигах – только уже отделенных от себя, а потому – чужих. Достойных признания, но к человеку другого поколения отношения не имеющих.

Это не стилистическое различие и не недопонимание между памятью о горе и памятью о подвиге. Это сознательный демонтаж героического – с заменой его на страдальческое. И вполне проработанная технология разрушения сознания.

Это – наша Победа, за которую пришлось уплатить великую цену. Только величие Победы во многом и определяется величием цены. Тем, насколько была велика угроза стране, народу и миру, насколько силен был враг. Насколько страшен был удар по стране, насколько было тяжело, и несмотря на это – удар выдержали, выстояли и победили.

Это просто сознательно используемая технология разрушения сознания и воли, когда разрушается мобилизационный потенциал Памяти Победы, который, охватывая ощущающих ему причастие людей, утверждает их в моральной готовности и мотивирует их на то, чтобы при необходимости подвиг 1940-х повторить. И заменяется на вечное мазохистское переживание страдания, лишающее способности сопротивляться и преодолевать препятствия, с другой стороны – изначально утверждающее недопустимость каких-либо жертв и тягот, которые могут стать ценой за победу. Всегда страдать, плакать и сдаваться.

Те, кто пытаются утвердить эту интенцию, частью сами таковы, потому что в принципе никогда не желают напряжения и никогда не готовы на реальную борьбу. Но частью – очень хорошо понимают, что делают, когда внешне вполне достойные слова используют для разложения сознания страны.

Нужно понять – это война. Это называется «технология разложения войск противника». И это делается сознательно и целенаправленно – для того, чтобы лишить страну воли и отказаться от своего права на существование, интересы и независимость.

И те, кто это делает, сколько бы они ни говорили о «заботе о ветеранах», «памяти о жертвах» и «ужасах войны», не наивны: их вдохновляют воспоминания о том, как однажды уже была разрушена великая страна – не оружием и агрессией, не высокими технологиями и большей мужественностью, а внедрением примерно таких же разлагающих сознание представлений.

Причем особо забавно, что делая это, они постоянно твердят, о том, что наносят свои удары исключительно из стремления сохранить память о войне и не допустить ее повторения, что не нужно в них видеть врагов, потому что главная угроза для страны – это ее внутренний раскол на своих и чужих.

И хотят убедить всех, что они – не враги и не чужие, они такие же, как все – просто у них своя точка зрения и они всем хотят добра и не хотят раскола.

На самом деле раскола и нет: для большинства общества 9 Мая — это праздник Победы, а не День Страдания. И 22 Июня – это день Подвига и Мужества. И день, когда страна ощущает, что способна подобный подвиг повторить – но именно это им и не нужно: им не нужно, чтобы она повторяла подвиг 1945-го, потому что им нужно, чтобы она повторила позор 1991-го.

И обществу нужно понять, что перед ним не чудаковатые «гуманисты» – перед ним хищные, озлобившиеся и готовящиеся к нападению звери.

И строки: «Враг бешеный на нас пошел войной. Жестокий враг на наше счастье поднял руку. …Жестокий дай отпор кровавым хищным стаям. Иди смелее в бой, рази врага!» – относятся и к ним.

Победа над ИХ Миром

Они ненавидят нашу Память и нашу Победу – потому что тогда мы победили не только Гитлера – мы победили их мечты и ту систему, которую они боготворят и которую они боготворили – веря в то, что она, разгромив страну, – отдаст им ее на кормление. И надеются на это и сегодня – когда склонившая тогда перед знаменем Победы система вновь начала агрессию против России – «сохраненной территории Советского Союза», как назвал РФ еще в 2004 году Путин.

Строго говоря, СССР вполне мог бы праздновать День Победы над фашистской Германией 2 мая. Потому что к этому дню уже покончил с собой Гитлер, мы отклонили предложение сменившего его рейхсканцлера Геббельса о заключении сепаратного мира, после чего он также покончил с собой; был взят Рейхстаг; в 6 часов утра 2 мая командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг с тремя генералами перешел линию фронта и сдался в плен. Через час была подписана капитуляция берлинского гарнизона, и война как таковая была окончена. Потом были стратегическая Пражская операция и ликвидация тех или иных немногочисленных очагов сопротивления вермахта.

Таким образом, если считать окончанием войны падение Берлина и ликвидацию организованного сопротивления, это именно 2 мая. Если же считать окончанием войны окончание всех боевых действий, то они длились до конца мая; даже Пражская операция была начата советскими войсками 9 мая, после капитуляции Германии, и завершилась к 12 мая. То есть, в общем-то, возможно разное определение торжественной даты. Бывшие союзники СССР на Западе, как известно, празднуют окончание войны 8 мая, когда немецкое командование подписало капитуляцию перед ними без нашего участия. Мы могли бы праздновать 2 мая, когда разгром Германии был нами реально осуществлен.

Но мы празднуем День Победы 9 мая. И не только потому, что в этот день Кейтель переподписал Акт о безоговорочной капитуляции в нашем присутствии. Это была лишь форма. Подлинный смысл был глубже самой по себе капитуляции. В первую очередь значение имело то, что было показано и доказано: война будет окончена не тогда, когда Германия, и кто-либо еще захочет ее прекратить, а лишь тогда, когда мы сочтем ее законченной.

У СССР были возможности заключить сепаратный мир с Германией уже в 1944 году, затем – весной 1945 года, 30 апреля, когда этот мир предложил ненадолго возглавивший страну Геббельс. Конечно, мы не заключили его потому, что приняли перед союзниками обязательство не заключать такой мир, но еще и потому, что демонстрировали немцам: «Вы разорвали мирный договор 1939 года. Вы вышли из доверия. С вами говорить не о чем. Никакой пощады».

Мы не только отражали агрессию врага: мы уничтожали и наказывали неспособных выполнять принятые обязательства. И демонстрировали всем, в том числе и тогдашним союзникам: так будет со всяким. За клятвопреступление – не просто наказание, а уничтожение. Мы ясно дали понять: на половине пути мы не остановимся. В восточной политической культуре, на стыке границ Турции, Ирана и Грузии, за клятвопреступление в рот заливали кипящее масло или расплавленный свинец. Сталин об этом помнил.

Но СССР тогда не мстил Германии: он именно показывал, ЧТО будет с каждым, кто… Возможно, именно эта демонстрация сыграла свою роль потом, когда новые соперники и противники СССР так и не решались начать с нами войну, даже тогда, когда им казалось, что они сильнее.

К 9 мая 1945 года Сталин больше уже не думал о лидерах Рейха: они уже не существовали для него. Он думал о союзниках и предупреждал их будущую измену. В Карлсхорсте он показывал США и Великобритании и их политическим элитам: «Если что, следующими здесь будете вы. Смотрите: вот так вы подпишете вашу будущую безоговорочную капитуляцию в пригороде взятых штурмом Лондона и Вашингтона. И промежуточных решений, перемирий, уступок не будет».

Точно так же и потом Нюрнберг был нужен не столько для того, чтобы повесить Геринга, сколько для того, чтобы продемонстрировать лидерам Запада: если что – мы так же будем вешать и вас.

Мир всегда строится на табуировании войны. Мир прочен тогда, когда желающего его нарушить, даже при 99-процентной уверенности в своем превосходстве, само напоминание об этом самом одном-единственном последнем проценте уже ввергает в состояние панического ужаса.

После 1945 года так происходило не раз, и, когда во время Карибского кризиса американское командование уверяло президента Кеннеди в том, что сможет обеспечить победу и отражение нашего удара, он спросил: «Ну а если нет?», и генералы, вспомнив Карлсхорст и Нюрнберг, не нашли что ответить.

9 мая в Карлсхорсте Сталин продемонстрировал великим державам-победительницам их будущее, ожидающее их в том случае, если они решатся на нарушение принимаемых правил игры, и они так никогда и не решились их нарушить. Более того, именно настаивая на переподписании Акта о безоговорочной капитуляции, он заставлял в скрытом виде капитулировать и их самих. Он заставлял их играть по нашим правилам и утверждал, что правила будут такими, на какие согласится он. Они пытались объяснить, что капитуляция, мол, уже подписана, и даже представитель СССР – генерал Суслопаров, представлявший Ставку Верховного Главнокомандования, на ней присутствовал, и проводить церемонию еще раз необходимости нет. Но в ответ получали: «А теперь – еще раз, и вприсядку». Причем «вприсядку» – не только Германия, но и все остальные.

То есть 9 Мая – это не только День Победы над Германией, но еще и день принуждения союзников к исполнению взятых на себя обязательств, к выполнению установленных правил игры. Это день их малой, внутренней и не в полной мере, афишируемой, но капитуляции перед СССР, определившей все последующее развитие событий.

По идее, как должны были бы развиваться события, откажись союзники от повторного подписания Акта? СССР бы по-прежнему рассматривал Германию как воюющую сторону и приступил бы (после, возможно, краткой передышки) к уничтожению подразделений вермахта. Последние уходили бы в Западную зону. СССР сначала потребовал бы от союзников их уничтожения, а затем, после естественного отказа «союзников» (теперь уже точно в кавычках) уничтожать капитулировавших, просто начал бы сам их уничтожать на территории, занятой войсками США и Англии.

Принятие же капитуляции Германии лишь этими странами, без признания ее СССР, означало бы сепаратный мир, то есть нарушение ранее взятых на себя обязательств и аннулирование всех остальных. Союзные армии должны были бы противодействовать движению советских войск к Атлантике и уничтожению остатков вермахта, то есть вступать в войну с СССР. Насколько они были готовы к серьезной войне, показало их бегство в Арденнах. При этом у них в тылу были бы партизанские армии французских и итальянских коммунистов, плюс как минимум армия де Голля, постоянно третируемого Черчиллем и на тот момент склонного к союзу с СССР. В довершение сами английские и американские солдаты в том своем состоянии просто не поняли бы, чего от них хотят генералы. Скорее всего, союзные армии были бы частью уничтожены, частью изгнаны из Европы. И это не говоря о таких вещах, как необходимость воевать с Японией, которая при таком развитии событий оказывалась невольной союзницей СССР. По сути, США и Великобритания должны были бы, как только что Германия, воевать на два фронта. Причем СССР воевал бы с ними так, как воевал с вермахтом, а Япония – не так, как они воевали с Германией.

Все всё понимали, и союзники капитулировали вслед за Германией. Хотя формально СССР находился в состоянии войны с Германией до 25 января 1955 года, когда был принят Указ Верховного совета СССР о прекращении войны. (Вот, кстати, еще одна дата, которую можно отмечать.)

В каждом дне с 22 июня 1941 до 9 мая 1945 можно увидеть День Победы: и 22 июня 1941 – это тоже День Победы, когда страна приняла удар, сдержала удар и ответила на него встречным потрясшим врага ударом.

Но 9 Мая осталось 9 Мая – днем, когда на Западе признали, что противостоять СССР они теперь могут только в рамках правил, которые определяет СССР. Вопрос только в том, понимает ли эти правила руководство нынешней России, и способно ли оно ставить Запад на колени так, как его ставил СССР.

И 22 июня – это день, когда страна начала путь восхождения к 9 Мая. И день – когда Германия Гитлера начала свое падение.

И те, кому это не нравится, ненавидят все, с этим связанное. Любой факт. Любой атрибут. Любой ритуал. В частности, и потому, что каждый из них, напоминает им о том, что в 1941 году они не посмели бы сопротивляться нашествию фашистов

Страна же считает иначе: что Парад Победы ей нужен, что он – значимое праздничное мероприятие сакрального характера. Если же это значимое и торжественное событие, то люди готовы чем-то поступиться для его проведения. Если для парада нужны репетиции, а для их проведения нужны некие неудобства, – значит, общество соглашается на эти неудобства. Или не соглашается, если считает тот же парад незначимым и неторжественным.

День Победы в России практически для всего общества – сакральное событие. Память о Победе – гражданская религия России. То, что в мировой традиции принято называть «национальным праздником». Оскорбление национального праздника, как и национальных святынь, есть разжигание межнациональной розни – 282-я статья Уголовного кодекса. Только почему-то по отношению к «Эху Москвы» и его гостям и сотрудникам эта статья не применяется.

Когда-то Юрий Андропов заметил, что мы сами не знаем в полной мере общества, в котором живем, и это незнание нам дорого обошлось.

В наши дни повсюду и вполне официально звучит фраза «ИМ, спасшим мир от фашизма!..», и, при всей своей правде и значимости, она воспринимается лишь ритуально. Но наша страна – СССР – действительно спасла мир от фашизма. Так или иначе, это МЫ СПАСЛИ МИР от фашизма.

Мы до конца не отдали себе отчет в том, КТО ПОБЕДИЛ И ЧТО ПОБЕДИЛИ, но это – отдельный вопрос. Хуже то, что мы до конца не осознали, что МЫ СПАСЛИ МИР. Да, мир существует относительно благополучно, потому что МЫ – СССР, РОССИЯ – его спасли. Как было у Бернеса: «И помнит мир спасенный, мир вечный, мир живой Сережку с Малой Бронной и Витьку с Моховой».

Кстати, они, в отличие от нас, помнят. И помнят, что они – наши должники и обязаны нам всем, в т.ч. собственным существованием. И делают вид, что это не так: с одной стороны – чтобы избавиться от комплекса собственной неполноценности, а с другой – чтобы освободить себя от обязанности платить нам свои долги.

Британская корона существует, потому что МЫ ее спасли. Франция гордится своей блестящей историей, потому что МЫ ее спасли. В Германии людей не сажают в концлагеря и не избивают в гестапо, потому что МЫ ее спасли. «Американская мечта» существует, потому что МЫ ее защитили.

Ну, а Израиль вообще существует просто потому, что Сталин решил его создать. И он, по крайней мере, действительно это понимает, и самые пышные и самые искренние празднования 9 Мая проходят именно там. И ветеранам Великой Отечественной войны в Израиле платят пенсии как национальным героям. И пенсии эти много больше, чем в России…

И, чтобы этого не признавать и не делать, остальные объявляют СССР тоталитарным государством, пытаются возложить на нас ответственность за начало Второй мировой войны, обвиняют в недемократичности уже и сегодняшнюю Россию. И оплачивают свою клиентуру в России, оскорбляющую память страны и память Победы и о Победе, ведущую, по сути, информационно-подрывную деятельность против самосознания народа, собирающую и фабрикующую материалы о «несоответствии России международным стандартам», позволяющие их патронам обвинять Россию в том, в чем те захотят ее обвинить, лишь бы уйти от темы оплаты собственного спасения.

А российская власть недоумевает, почему это происходит, и заявляет бессильные протесты, в то время как нужны не протесты, а требования. Побежденные платят контрибуцию – почему спасенные не должны платить вознаграждение спасителям? Это спаситель может благородно отказаться от вознаграждения – если, как минимум, видит благодарность и почитание…

Но основная беда не в том, что те, кто был Россией спасен, не хотят выплачивать свои долги (хотя они помнят, что существуют в нынешнем состоянии только благодаря СССР и России), а в том, что даже советское общество не вполне отдавало себе отчет (а российское и постсоветское – совсем не отдает) в том, что МИР БЫЛ ИМ СПАСЕН и всем ему обязан. И нужно понимать, и помнить, что СПАСИТЕЛЬ – ты. Прямо об этом говорить, об этом напоминать. И, так или иначе, если этот вопрос затушевывается и формально не признаётся, выставить счет, чего и сколько должны США и европейские страны СССР и России, и сколько десятилетий должны эту свою задолженность выплачивать.

Но главное, опять-таки, не в деньгах (хотя этот счет нужно выставить). Главное – это осознание того, что если ты – СПАСИТЕЛЬ человечества, то ты и сам к себе должен именно так относиться, и перед другими не оправдываться.

И если кто-то, отрабатывая собственную неполноценность и гранты своего патрона, этому осознанию мешает и на это осознание покушается, он должен быть наказан. И за разжигание национальной розни по отношению к народу-победителю, и за разжигание межрелигиозной розни по отношению к гражданской религии России – почитанию Победы 1945 года, и за экстремистскую деятельность. Потому что пропаганда негативного отношения к подвигу советского народа, спасшего мир, есть содействие прославлению нацизма, пропаганда человеконенавистнических идей и измена Родине.

Цена и ценность Победы

Теперь последние формулируют свои тезисы осторожнее и тоньше, например: «Да мы победили, это великая дата. Но какой ценой, вот в чем вопрос?» И этот «вопрос о цене» разворачивается так, что в нем все равно сквозит как минимум сомнение в значимости Победы. «Эхо Москвы» даже ведет особую рубрику: «Цена Победы», содержание которой постоянно своим подтекстом имеет вопрос о том, «нужны ли победы такой ценой».

При этом те или иные публицисты, выдающие себя за историков, с одной стороны, постоянно пытаются даже не доказать – доказательств у них нет, а утвердить в сознании положение о том, что общие потери составили не 27 миллионов человек – а не то сорок, не то пятьдесят, не то еще больше.

С другой – противопоставить эти 27 миллионов потерям Германии – и вывести это как на приписываемое ими Советской армии неумение воевать, так на тот же вопрос о «неприемлемости цены».

На самом деле, боевые потери Советской Армии и вермахта в целом сопоставимы и близки – примерно 9 миллионов с нашей стороны и 8–8.5 со стороны Германии. Остальные погибшие – это, в первую очередь, мирное население, сознательно уничтожавшееся Германией, а также – уничтоженные и уморенные нечеловеческим отношением пленные. Что принципиально отличалось от поведения Советских войск на территории последней, кормивших местное население и решавших его повседневные проблемы.

Понятно и то, что наибольшая часть потерь Красной Армии пришлась на начальный период войны. Этому дают разные объяснения, носящие явный обвинительный характер по отношению к СССР и его высшему руководству. На самом деле это связано во многом с сугубо объективными причинами. Если перед началом Второй мировой войны армия насчитывала порядка 800 тысяч человек, то к июню 1941 года ее численность была доведена до 6 миллионов. Ее форсированно и успешно увеличивали ввиду понимания неизбежности войны с Германией, но этот успех имел обратную сторону: основная часть ее оказалась состоящей практически из новобранцев, которых не успевали обучать в достаточной мере. А многие уже обученные на старой технике бойцы – не успевали переучиваться для владения активно поступавшей в 1941 году в части новой. И механик, виртуозно управлявший и владевший танками БТ, выводил из строя механизм Т-34, пытаясь применить к нему старые навыки – или просто не мог качественно управлять новыми танками.

Только бесчестно было бы забывать, что с самых первых дней войны Красная Армия ответила Германии не развалом и бегством – а мощными контрударами, вынуждая вермахт отступать и в некоторых местах прорываясь на заграничную территорию. А в дневниках немецких генералов появлялись записи, подобные записи Гальдера: «Наши в конец перемешавшиеся дивизии прилагают отчаянные усилия, чтобы воспрепятствовать русским соединениям…» И в результате, пусть и высокой ценой – но РККА практически сорвала график наступления вермахта, в конечном счете создав основу для будущей победы.

Но дело даже и не в этом. Да Мы, СССР, понесли огромные потери. И заплатили за свою Победу – и, кстати, за спасение человечества – огромную цену.

Только те, кому это не нравится, – не столько не нравится цена, сколько не нравится Победа. И то, что основной и доминирующий вклад в нее внес СССР, а не его западные союзники.

И их акцентировка вопроса цены – это вопрос и способ эту Победу принизить. И попытка утвердить логику, согласно которой – высокая цена за Победу – снижает ценность последней или вообще ее обесценивает.

Но в серьезной войне всегда побеждает тот, кто в большей степени готов платить за победу своей жизнью. То есть – готов умирать. А не тот, кто больше готов убивать. Больше готов убивать – убийца или наемник. Но как только для него вопрос заходит о том, чтобы быть готовым умирать – он начинает щадить свою жизнь – и в результате – отдавать свой успех.

Человек тем и отличается от животного, что ему есть за что умирать, кроме своего (и своих потомков) биологического существования. И он в конечном счете меряется тем, как и за что он отдает свою жизнь, одновременно осознавая ее ценность. Жизнь ценна и огромна в своем значении и ценности. Но она – все же не самое главное – человек имеет еще что-то, за что может эту ценность отдать.

Если этого нет – если биологическая жизнь важнее всего – ни свои идеалы, ни свою честь, ни свою Родину защищать вообще не нужно. Лучший способ избежать потерь в войне – сразу капитулировать. Если Свобода не стоит жизни – можно жить рабом. Если ее не стоит Родина – можно стать предателем.

Цена, отданная за Победу, – это и есть ценность Победы.

«А нам сейчас нужна одна Победа – одна на всех, мы за ценой не постоим».

Если предположить, что за Победу не пришлось бы платить: враг был бы разбит в течение месяца, на чужой территории и без потерь – вряд ли эта Победа значила бы столько, сколько она значит сегодня. Это была бы победа над противником, оказавшимся много слабее тебя, – и Победа, которая была бы значима политически – но не духовно-нравственно.

МЫ победили, несмотря на то что Враг в определенные моменты был сильнее нас. МЫ победили несмотря на то, что он был силен настолько, что доходил до Москвы и до Волги. МЫ победили не потому, что Победа была нам автоматически уготована судьбой – а потому, что сумели переломить ход событий.

Мы победили не потому, что хотели и умели убивать, а потому, что умели – и нам было за что – умирать.

Всегда в войне сильнее та страна и то общество, в котором людям есть что защищать ценой своей жизни, а не то, которое стремится убивать и поощрять.

То есть то общество, ценности которого сильнее и больше биологического существования.

Те, кто скептически задает вопрос: «Да, победили. Но какой ценой?» – говорят так потому, что чувствуют – это не их Победа. Этот вопрос, по сути, показывает, что они такую цену платить бы не стали. Они бы либо сразу капитулировали, либо, спасая свою биологическую жизнь, – предали, перешли нас сторону врага, служили ему и убивали тех, кто встал тогда на пути фашизма.

То есть – убивали бы НАС.

То есть тот, кто считает, что Цена Победы была слишком велика и полагает ее непомерной, сам отрекается от этой Победы. И за ним нет смысла признавать право быть ее наследником – равно как признавать его право на этот великий День – 9 МАЯ.

А НАША Победа тем величественнее и выше, ценнее – чем большая цена была за нее заплачена

80 лет назад на Союз Советских Социалистических Республик обрушился удар гитлеровского Рейха – «ударного отряда мирового империализма», как тогда говорили.

Разные интерпретации причин Второй мировой и, особенно, Великой Отечественной войны, попытки переписать их итоги в угоду интересам западной коалиции – это проявление столкновения цивилизационных Проектов, кризиса современного западного варианта Модерна, в своей деградирующей фазе приобретшего вид лишенного ценностей Постмодерна запустившего в мире механизмы исторического и социального Регресса.

Но та Победа была не победой страны или нации – это была Победа Сверхмодерна – Вектора Восхождения – над Контрмодерном – Вектором Нисхождения человека и человеческой цивилизации.

Интересно и другое. 2021 год вбирает в себя три во многом по смыслам близкие юбилея: 80 лет со дня начала Великой Отечественной войны, 60 лет Полета Гагарина и точно те же 60 лет принятия Третьей Программы КПСС, документа, который называли Программой строительства коммунизма.

Строго говоря, это рубежи одного пути. И потому, что без Победы 1941–1945 гг. до этой Программы, то есть до плана и попытки построить Новый мир, реализующий человеческие мечты о счастье – дело бы, естественно не дошло. Но и потому, что солдаты Великой Отечественной были сильнее врага, выдержали удар врага и разгромили врага – потому что они защищали не только свою страну – свои страны защищали и солдаты и тех стран, которые покорились Райху. Они, солдаты РККА, защищали Свой мир, который сами взялись строить – и свою Мечту об этом Мире. Они сражались насмерть – потому что чувствовали себя вершителями судеб мира и судеб истории, и верили, что защищают Мир Свободы и Счастья, который взялись строить, и верили, что это будет мир, подаренный ими всему человечеству.

Слишком многие из них погибли, защищая свою Родину не только как Свою Родину – но как новую колыбель человечества, Родину Нового Мира.

Вернувшиеся с войны восстановили страну, поразили мир сделанным, – и, осознав свою силу, именно они разрабатывали, принимали и взялись реализовывать Программу создания Нового Мира, который они называли Коммунизмом. Кстати, первый Проект такой программы они разработали уже в 1948 году. Они, эти люди, разработали и во многом реализовали и три Больших Проекта, создававшие материальную основу возможного создания Нового Мира: Проект Атом, Проект Космос, Проект Преобразования Природы. Первые два в основном были реализованы – третий в основном оказался свернут, хотя оставил стране гигантские советские электростанции.

Они, разгромившие Проект Мировой Олигархии и отвоевавшие возможность создания Мира Восхождения, в который они верили – они 60 лет назад приняли Программу его создания – и взялись за ее реализацию.

Так получилось – что проект до конца доведен не был. Так получилось, что их надежды и мечты не сбылись. Так получилось, что в мире оказался запущен механизм исторического и социального регресса, на пути которого они встали в 1941–1945 гг.

Сегодняшний мир – это уже другой мир. Если Потсдамская реальность была реальностью борьбы внутри прогрессистских тенденций, то мировая катастрофа поражения Советского Союза вновь поставила в повестку дня вопрос о развилке: прогрессизм, олицетворяемый сегодня вялым и не способным на подвиг либерализмом в рамках деградаций Постмодерна, или Новый Контрмодерн, традиционализм, олицетворяемый в первую очередь занявшим место гитлеризма накаленным фундаменталистским исламизмом.

Человечество отброшено к выбору первой половины XX века.

Только без возможности призвать на защиту гуманизма и прогресса коммунистический Советский Союз

И все-таки, для того, чтобы понять в полной мере, за что они сражались и умирали, о чем мечтали – и что помешало их мечты реализовать, – нужно осмыслить, что же они хотели создать – и в чем был смысл их планов, созданных через 15 лет после их Победы и через 20 лет после того, как они нашли в себе силы принять удар Регресса и остановить его.

Что за программу они создали. Чего они все же хотели. Почему и что им тогда не удалось довести до конца. И что из этого остается актуальным, хотя и полузабытым.

80 лет, как они приняли тот удар. И 60 лет, как они приняли ту свою Программу преобразования мира…

==================

 

ПРОЕКТ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКИХ РЕКОМЕНДАЦИЙ

 

ХХIX Моисеевские чтения

«Россия в ХХI веке:

Великая Отечественная война и историческая память»

21-23 июня 2021 г.

Научно-практические рекомендации

…формирование мировоззренческих универсалий, выработка миропонимания, помогающего людям выживать в критических ситуациях, и утверждение их в сознании людей представляется в современных условиях важнейшей задачей цивилизации ХХI века.

Н.Н. Моисеев

 

Исходя из цели ХХIX Моисеевских чтений – международной научно-практической конференции (далее по тексту – конференция): определение важных событий Великой отечественной войны наиболее подверженных критике и фальсификации западными научными школами и политиками, а также формулирование научно обоснованных аргументов для противодействия попыткам переписать историю и итоги Второй мировой войны, участники конференции обращают внимание:

  1. При формировании историко-политологических методологических подходов в оценке итогов Второй мировой войны и Великой Отечественной войны важно иметь в виду заявление Президента РФ В.В. Путина о том, что «существует дефицит стратегии и идеологии будущего, это создает атмосферу неуверенности, которая прямо влияет на общественные настроения. Социологические исследования, проводимые по всей планете, показывают, что жителям разных стран и континентов будущее, к огромному нашему сожалению, чаще всего кажется смутным и мрачным. Будущее не зовет, оно пугает. При этом люди не видят реальных возможностей и механизмов что-либо изменить, как-то повлиять на ход событий, на выбор политики» (Валдайский форум, 27.10.2016).

1.1. Разные интерпретации причин Второй мировой войны, попытки переписать ее итоги в угоду интересам западных политиков – это проявление столкновения цивилизаций (по Н.Н. Моисееву) «…не столько народов, сколько именно цивилизаций, несущих разное мировоззрение, разное понимание места человека в обществе и общества в природе, весьма неодинаковую ранжировку человеческих ценностей, неспособность включить в число своих неукоснительных ценностей те универсалии».

1.2. Попрание общечеловеческих ценностей (прежде всего, права человека на жизнь) как преступление против человечности, объявленное решениями Нюрнбергского трибунала (1946г.) и подтвержденное Всеобщей деклараций прав человека следует рассматривать и в действиях, определенных политиков Запада по искажению истории Второй мировой войны и по пересмотру ее итогов (Всеобщая декларация прав человека Ст. 29, п., 2, 1948г.).

1.3. Историческая память о Великой отечественной войне и о Второй мировой войне основанная на решениях Нюрнбергского трибунала и закрепленная Заключительным актом Хельсинского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975г.) – важнейший показатель цивилизационной идентичности современности.

1.4. Антинаучная трактовка истории войн – не что иное, как одно из направлений проявления холодной войны на новом этапе, когда противоборствуют не социально-экономические системы, как это было в бытность СССР и мировой социалистической системы, а восточно-азиатская цивилизация и западная цивилизация, «…в основе которой лежит индивидуализм, представление об избранности (протестантская этика – авт.), почти патологическая убежденность в собственном превосходстве и исключительности…» (Н.Н. Моисеев).

1.5. Без понимания внутренних и внешних причин формирования исторической памяти народов нашей страны, их осознания трагичности и героики победы советского народа в Великой Отечественной войне, ставшей генетическим кодом культурно-исторической идентичности российского народа невозможно осмыслить российскую историю, а Западу строить цивилизованные отношения с Россией.

1.6. Трагические события начального периода Великой Отечественной войны, миллионы погибших солдат и мирного населения – это великая жертва советского народа, принесенная им за национальную независимость и победу над агрессором. Не позволительно нынешним поколениям политиков, особенно в странах, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков, критиковать и переоценивать совершившееся и получившее международную оценку на Нюрнбергском процессе и в международных документах послевоенного времени, сформировавших всю конфигурацию послевоенных международных отношений. Попытки пересмотреть итоги Второй мировой войны в угоду сиюминутным интересам западных политиков – это, по сути пляски на костях освободителей.

1.7. При определении причин искажения (фальсификации) подлинной истории Второй мировой войны, пересмотра ее итогов, принижения и отрицания решающей роли Красной Армии в разгроме немецко-фашистских войск и освободительном походе в Европе и Азии всегда следует рассматривать – в чьих интересах это происходит.

1.8. Геополитические изменения в мире вследствие распада СССР, трагических событий в Югославии (1999г) и на Украине (2014 г.) с коллективным выступлением Запада в Беларуси в 2020-2021 гг. указывают на режиссуру США, по указанию которых объединенная Европа организует государственный переворот в Киеве; инициирует военно-политический развал государств на Ближнем Востоке, принимает безумные резолюции о равной ответственности гитлеровской Германии и СССР в развязывании Второй мировой войны (Гарвардский и Хьюстенский проекты).

1.9. Заявленное политическими руководителями Запада и России окончание «холодной» войны в действительности оказалось ее продолжение в более жесткой форме – по используемым средствам информационно-коммуникационных технологий и циничной – по сути. Доктрина США по сдерживанию, отбрасыванию и взрыву социалистической системы изнутри, объявленная президентом США Г. Трумэном в 1947г., была конкретизирована директивой Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 г. Цели США в отношении современной России актуализированы и развиты в новых геополитических условиях. В выступлении президент США Б. Клинтона на закрытом совещании Объединённого комитета начальников штабов США 25 сентября 1995 г. было провозглашено не только продолжение «холодной» войны, но и были поставлены задачи по «расчленению России на мелкие государства путём межрегиональных войн, подобных тем, что были организованы … в Югославии, по окончательному развалу военно-промышленного комплекса России и армии, установлению режимов в оторвавшихся от России республиках, нужных нам (США — ред.)». Враждебно настроенные к России бывшие «советологи» и политизированные ученые активно работают по реализации Гарвардского и Хьюстенского проектов, обеспечивая тем самым идеологическое обоснование осуществления доктрины США в отношении России, а обвинение их оппонентов в приверженности «теории заговора» работает на поддержку внутрироссийской оппозиции, в том числе приглашенных в российские вузы иностранных профессоров.

1.10. Особого анализа требует оценка интересов деструктивного отношения к истории Второй мировой войны и пересмотру ее итогов маргинальными политиками Польши, стран Балтии, Украины, использующими мошеннические приемы для получения финансовые выгоды в виде компенсаций за так называемый «оккупационный период» – от России и недополученный доход от Германии.

1.11. Коллективные выступления политизированных руководителей социальных сетей (Фэйсбук, Твитер и др.) против законно избранного президента США и массированные информационные атаки СМИ и социальных сетей против властей Беларуси показали:

  • попрана общечеловеческая ценность – право на высказывания, личное мнение. Это попрание возведено в ранг государственной политики;
  • в современном обществе не может быть абсолютно независимых СМИ;
  • в западном обществе культивируются отрицание какого-либо вида исторической правды и утверждается концепция множественности истин, «постправды» и моральный релятивизм;
  • новый формат политической борьбы с привлечением современных ИКТ и социальных сетей для организации массовых протестных движений.
  1. Участники конференции считают целесообразным развивать дальнейшие научные исследования и использование их в историческом образовании молодежи по следующим направлениям:
  • участие и роль СССР во Второй мировой войне: статистика, научные исследования и выводы;
  • исследование философско-правового содержания решений Нюрнбергского процесса как предостережения и основы современного международного права;
  • историко-психологические и политические аспекты неприятия решающей роли многонационального советского народа во Второй мировой войне и целенаправленного искажения ее истории и итогов;
  • политические, политологические и экономические причины навязывания Западом концепции так называемых оккупационных целей Красной Армии при освобождении стран Балтии и ряда восточно-европейских стран от нацистских захватчиков;
  • цивилизационные аспекты истории Второй мировой войны и Великой Отечественной войны и причины разного восприятия их на постсоветском пространстве и в Сербии;
  • сравнительный анализ контента истории Второй мировой войны и Великой Отечественной войны в современных учебниках в отечественном и зарубежном образовании, а также на постсоветском пространстве как предмет научных исследований и обсуждений;
  • актуальные методы и формы музейной работы по формированию научной исторической картины Второй мировой войны и Великой Отечественной войны в патриотическом сознании молодежи;
  • определение сути исторической памяти, ее психологии и структуры, а также исторической ответственности ученых перед будущими поколениями молодежи.
  1. Участники конференции рекомендуют:

Российской академии наук:

а) Создать Научный междисциплинарный совет по проблемным вопросам Второй мировой и Великой Отечественной войн с изданием соответствующих научных журналов, ведением специальной программы на телевидении и портала в интернете.

б) Обратиться в Администрацию Президента РФ с предложением разработать и осуществить специальную систему поощрения научных изысканий и награждения исследователей и активистов, вносящих большой вклад в сохранение исторической памяти.

Ученым, профессорам, преподавателям учреждений высшего образования и учителям среднего специального, профессионального и общего образования, а также дополнительного образования:

в) Включиться в исследование историко-психологических и политологических аспектов неприятия решающей роли советских народов во Второй мировой войне, целенаправленного искажения истории и пересмотра ее итогов, а также в подготовку на этой основе актуальных научно-методических материалов для формирования у молодежи объективной исторической памяти.

г) Активнее использовать студенческие/ученические дебаты и проблемно-поисковый метод подготовки письменных работ (сочинения, эссе, контрольные работы и т.д.) по актуальным вопросам истории Великой Отечественной войны и Второй мировой войны.

 

==================

 

 

 

 

Россия в ХХI веке: Великая Отечественная война и историческая память. Сборник материалов для участников ХХIX Моисеевских чтений – международной научно-практической конференции «Россия в ХХI веке: Великая Отечественная война и историческая память» 21-23 июня 2021г. /под общ. ред. ак. Залиханова М.Ч.,  проф. МНЭПУ Степанова С.А.; ред. и сост. Исакова Г.Р. – М.: Изд-во МНЭПУ, 2021. – 110 с.

 

[2] Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы. Эколого-политологический анализ. -М.: МНЭПУ, 1994. — 47с. Представлены разработки философских основ деятельности «Зеленого креста» и в связи с циклом лекций, посвященных его идеологии, которые предполагается прочесть студентам эколого-политологического университета по инициативе его ректора С.А. Степанова

[3] Степанов С.А. Детская болезнь национализма в Европе и как к ней относиться в России//Социально-гуманитарные знания, 2011. -№ 2- С.76-89.

[4] Черняховский С.Ф. Киргизация: забыть и вспомнить //Русский журнал /www.logo_russ_grey.gif.image/gif.21.06.2010.

[5] Дипломатический словарь. В трех томах. — М.: Изд-во «Наука», 1986. Т. 3. — С. 586

[6] Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. Новейшее справочное издание/ Г.Ф. Андроников, П.Д. Буриков, В.В. Гуркин. – М.: Вече, 2010.С. вопросы:

[7] Кэти Янг. День Победы в Москве («Forbes», США) Электронный ресурс. Режим доступа:/http://inosmi.ru/print/249047.html.Дата обращения: 16.05.2009.

[8] Юбершер Г.22 июня 1941г. в современной историографии ФРГ.К вопросу о «превентивной войне» //Новая и новейшая история. — № 6. – 1999,с.60.

[9] Другая война 1939-1945/Под ред. Ю.Н. Афанасьева. — М.: РГГУ,1996, с. 26.

[10] Там же, с.26

[11] Российская газета, 20 мая 2005г

[12] Латвийская газета: Итоги Второй мировой войны следует пересмотреть/ Электронный ресурс. Режим доступа: www.regnum.ru/news/1282814.html/ Дата обращения: 17.05.2010.

[13] Все страны мира/ Авт.-сост. М.В. Адамчик. — Минск: Харвест, 2008. с. 86,89,188.

[14] Россия ХХ1. — 2005. — № 4, с. 45-46

[15] Оруэлл Дж.  «1984». — М.: «ПРОГРЕСС», 1989, 384 с.-С.153.

[16] Известия, 5 июля 2010

[17] Черняховский С.Ф. День Подвига. Битва за Будущее. //ИСТОРИЯ.РФ. Главный исторический портал страны/Электронный ресурс. Режим доступа: histrf.ru/magazine/artic.Дата обращения: 11.06.21г.